Разговор с Вождем
Шрифт:
Прижимаясь к шершавой коре, Александр зло скрипнул зубами – да уж, с его-то рукой да пистолетом с одной запасной обоймой с этакими волками не повоюешь! Да и не готовили пилота-истребителя для борьбы с вражескими десантниками, так что уровень подготовки даже сравнивать смешно. Было б их двое, можно было дождаться, пока станут набирать воду, и воспользоваться неожиданностью, первым открыв огонь, а так? Никаких шансов, даже если успеет положить парочку, остальные его в решето превратят. Или, что скорее, залягут да гранатами закидают – вон они, у всех за поясами торчат…
Остановившись возле воды, немцы заговорили громче, наверное забытую фляжку нашли. Сейчас еще следы обнаружат да пойдут проверить… Главное, чтобы вовсе уж бесшумно не подобрались, если скрутят,
Но события пошли совсем не так, как ожидал пилот. Парашютисты внезапно дружно замолчали, следом зашуршала трава и скрипнула кожа ремней, будто люди торопливо опускались на землю, залегая. Едва слышно лязгнули затворы автоматов, раздалась произнесенная шепотом короткая команда. Неужели гитлеровцев так напугала его фляга и следы? Выждав несколько секунд, Захаров напряг руку с пистолетом, готовый в любой момент открыть огонь, и рискнул осторожно выглянуть из-за укрытия. Как он и предполагал, двое немцев залегли, остальные разошлись в стороны, опустившись на землю для стрельбы с колена. Что интересно, все они находились к нему спиной, старательно выцеливая заросли метрах в пяти за ручьем. Ага, не по его душу, получается! Уже хорошо.
Мучительно тянулись секунды, однако ничего не происходило, тишину нарушали лишь птичьи крики, журчание ручейка да шелест листвы. Наконец один из диверсантов – видимо, командир группы – не выдержал и громко пролаял что-то на своем языке, обращаясь к кому-то в зарослях. Не дождавшись ответа, он коротко выругался и дал по сплетениям ветвей короткую очередь. К нему немедленно присоединился один из немцев, двое других стрелять пока не стали. И вот тут произошло то, чего Александр ожидал меньше всего: в глубине кустов замигали вспышки выстрелов, один из парашютистов с глухим стоном завалился на спину, выронив автомат, остальные открыли ураганный огонь в ответ. В торопливый стук автоматов порой вплетались гулкие хлопки винтовочных выстрелов – «с той стороны» явно стрелял не один человек. Несколько пуль с сочными шлепками влепились в дуб, за которым укрывался капитан, и пилот торопливо отпрянул назад. Ого, ни хрена себе!
Перекрывая грохот выстрелов, один из немцев что-то отрывисто скомандовал, однако практически не знавший немецкого комэск разобрал только одно знакомое слово: «grenades». Значит, гранатами хотите наших забросать, суки? Хрен вам! Теперь его очередь. Поможем нашим. Главное, чтобы его самого шальной пулей не зацепило.
Высунувшись из-за ствола, Захаров прицелился в перекрещенную ремнями портупеи спину лежащего в пяти метрах гитлеровца и дважды выстрелил. Толчки отдачи отозвались в ране острой болью, но он даже не обратил на это внимания. Коротко дернувшись, немец уткнулся лицом в землю. Уловивший боковым зрением неладное, ближайший к нему парашютист начал спешно разворачиваться в сторону пилота, но «ТТ» хлопнул еще пару раз. Первая пуля лишь разодрала рукав комбинезона, зато вторая вошла диверсанту точно под срез каски. Третий немец с похвальной быстротой оценил внезапное изменение ситуации и, перекатившись по земле, дал длинную очередь из автомата, но Александр уже укрылся за брызнувшим щепками и кусочками коры стволом. Он не видел, как гитлеровец, снова перекатившись, торопливо скручивает защитный колпачок с гранаты. На миг приподнявшись, парашютист коротко замахнулся, и в этот миг в него попали сразу две прилетевшие из зарослей пули. Опрокинувшись навзничь, он выронил гранату, отлетевшую в ручей и поднявшую небольшой дымный фонтан воды и жидкой грязи. На этом короткий бой и закончился…
Привалившись спиной к комлю, Захаров потряс слегка гудящей после близкого взрыва и выстрелов головой. Растревоженная рука снова заныла, и он уложил ее на колени, баюкая и успокаивая боль. Интересно, что за неожиданные союзники у него столь вовремя объявились? Главное, чтоб не стрельнули ненароком, приняв за уцелевшего немца. Крикнуть им, что ли?
– Эй, за деревом, живой? Кто таков будешь? – словно прочитав его мысль, раздалось из зарослей. – Выходи, стрелять не станем.
– А вы кто? – вопросом на вопрос
– Свои мы, артиллеристы из седьмой противотанковой бригады.
– А я летчик, тридцать третий истребительный полк.
– Ладно, браток, сейчас подойдем. Немцы там как, не шевелятся? Не пальнут, часом?
– Не пальнут, – буркнул капитан, выглядывая из-за дуба и на всякий случай осматриваясь. – Некому тут стрелять.
Спустя несколько секунд к ручью вышел, опираясь на плечо бойца, лейтенант со скрещенными пушками на петлицах изодранной и окровавленной гимнастерки. Судя по бинтам и крайне изможденному виду, он был серьезно ранен.
– Капитан Захаров, – первым козырнул, подбросив руку к шлему, Александр. – 33-й истребительный авиаполк. Сбит утром, пробираюсь к своим.
– Лейтенант Сазов, командир батареи, 724-й артполк 7-й ПТАБр, – слабым голосом ответил тот. – Удерживали шоссе на Белосток. Батарея уничтожена, вместе со мной уцелело четверо… то есть уже трое бойцов. Идем, сами понимаете, туда же, куда и вы. Руки подать, к сожалению, не могу, ранен.
– Да и я тоже на данный момент практически однорукий, – криво усмехнулся пилот. – Вот что, товарищи, нашумели мы тут изрядно, потому нужно собрать оружие, боеприпасы и уходить поскорее. Подозреваю, эта парашютная группа тут не единственная. Да, и обязательно берите перевязочные пакеты или что там у этих найдется. Больше пяти минут не задерживаемся и уходим.
Артиллерист кивнул немолодому бойцу со знаками различия старшины:
– Старшина, займись. Погляди в ранцах, бинты и еда наверняка там. Малеева придется тут оставить, у нас ни лопат, ни времени. Товарищ капитан прав, уходить нужно поскорее.
Степан очнулся от ощущения льющейся на его лицо тонкой струйки восхитительно-прохладной воды. Пересохшее и обожженное пороховыми газами горло отчаянно саднило, и танкист, с трудом разлепив спекшиеся губы, принялся жадно глотать живительную влагу, даже не осознавая, что пьет. Интересно, откуда взялась вода, ведь он умер, погиб во время их самоубийственного рывка к шоссе, когда родная «семерка» получила практически в упор немецкий снаряд?! Последнее, что сержант помнил, – он из последних сил тянется к боеукладке, стремясь успеть перезарядить орудие и выстрелить еще хотя бы один раз. Затем был тяжелый удар, короткая, почти не осознанная разумом боль – и темнота. В конце концов, он вполне ожидаемо поперхнулся и болезненно закашлялся, окончательно приходя в сознание.
– Тише, командир, тише. – Кто-то торопливо поворачивал его на бок. – Не двигайся пока, контузило тебя. Еще водички хочешь?
Гаврилов узнал доносящийся словно сквозь забившую уши вату хрипловатый голос механика-водителя, Николая Баранова.
– Х… хо… хочу… – с трудом проталкивая слова сквозь шершавое, словно наждачная бумага, горло, прохрипел тот. – Внут… ри… го… рит. П… подни… ми.
– Ну, дык, еще б не горело-то! – хмыкнул над ухом мехвод, помогая сержанту принять сидячее положение и приваливая спиной к чему-то твердому и шершавому. – Машинка-то наша того, знатно полыхнула, а ты выше меня сидел, вот дыхалку-то дымом и ожгло.
– Где… – Сержант не договорил. Смена положения отозвалась приступом сильнейшего головокружения, накатившего, несмотря на закрытые глаза, и Степан, коротко икнув, обмяк, с трудом успев опереться на согнутые в локтях дрожащие руки. Несколько минут его мучительно рвало, почти не принося облегчения. Хотя голова слегка прояснилась. Мехвод придерживал командира за плечи, не позволяя упасть лицом вниз.
– Ну что, Степа, полегшало? Ладно, не говори, вижу, что не шибко. На-ка вот, попей еще водички, да посиди спокойненько. – Затянутая комбинезоном спина снова ощутила опору. – Попил? Вот и добро. Скоро попустит, уж я-то знаю, меня, когда, значит, с япошками воевали, тоже разок контузило. А потом ниче, оклемался. Так что отдохни, время у нас пока имеется, вся ночь впереди, а ночью германец не воюет, точно говорю. Как в себя придешь, пойдем до своих, потихонечку да помаленечку…