Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.
Шрифт:
Приехавшая комиссия милостиво изволила посетить командный пункт, где посмотрела работу сокращённого и полного боевого расчёта, столовую, где изволила в полном составе «снять» пробу, не отказалась и от… И вот…. Вот я веду её в казарму. Настроение и предчувствие – ну, сам понимаешь….
Заходим… У тумбочки стоит дневальный в гимнастёрке, хотя, когда я уходил встречать приехавших, он был в шинели, старшина – в рубашке. Представляется… Что за хрень? В казарме не более 10-12 в плюсах по Цельсию, а тут… крыша едет, что ли… Приехавшие в течение минут 10 обошли спальное помещение, бытовку, оружейную и ленкомнату, мельком проверили документацию. Один из проверяющих, мельком взглянув на термометр,
Как говорится, нет на свете ничего прекраснее, чем выхлоп машины, увозящей проверяющих. Возвращаюсь в роту, дневальный в шинели. Захожу в канцелярию.
– Командир! Наливай скорее, замёрз, сил нет… – такими словами встретил меня старшина, кутаясь в бушлат.
– Что это было?
– Что-что… Наливай… Пока вы ходили, я у термометра отбил головку, покрасил красной пастой от шариковой ручки кусок лески и вставил его в трубку термометра…
– А если бы засекли?
– Да никто не засек бы… Ты их обедом кормил? Кормил… Наливал? Наливал… По морозу вёл? Вёл. С мороза, после обеда, да ещё и с водкой – кто заметит? Наливай скорее… Замёрз… А если бы засекли, я бы термометр начал снимать и уронил бы «нечаянно»… Наливай!
Александр Транзистор
Конец 80-х прошлого века. Западная Украина. Пехотная учебка.
В учебном корпусе страдает 1-й взвод 2-й роты, разведённый процессом познания воинской премудрости по трём учебным же точкам.
Занятия на одной из точек (в классе) ведёт старший сержант Марфутов, который хоть и рассказывает нам про устройство орудия БМП 2А28, но сам мыслями давно в дембельском поезде.
Внезапно он отрывается от самосозерцания и окидывает взором помещение класса, где большая часть присутствующих мучительно борется со сном. Первое, что попадается ему на глаза, это клюющий носом на первой парте (нашёл место) героический узбек с редкой фамилией Балтабаев, помимо всего прочего награждённый природой торчащими под углом 90 градусов к месту крепления ушами и удивительно круглым лицом (эдакий ночной горшочек. Прелесть).
Марфутов в этот день был на редкость миролюбив, посему он не стал орать: «Рота, подъем», перечислять все нравственные и физические недостатки этого славного представителя узбеков или давать подержать по дружбе Балтабаеву вышеупомянутое орудие, которое весило где-то в районе полутора центнеров. Нет. Он просто решил покритиковать его, причём в лёгкой форме.
– Балтабаев!
– Я!
– Ты почему спишь, морда?
– Я не сплю, товарисча сержаната!
– Но я ж видел! Ты б лучше учился бы! Потом приедешь в родной аул, будет, что рассказать. Ты ж, небось, только в школу и ходил?
– Нет! Я в городе жил. Радио-техни-чес-кий техникум закончил.
У Марфутова лёгкий ступор (неожиданная радость):
– Так ты в радиотехнике разбираешься? (народ начал просыпаться).
– Да. Я хорошо учился.
– И нарисовать можешь схему? (лёгкое сомнение в голосе).
– Могу (очень уверенно, сопровождается кивком головы, выглядит, как Чебурашка во время разговора с Геной).
Марфутов протягивает мел, в глазах недоумение.
– Ну… Нарисуй что-нибудь…
– А что?
– Хм… Ну…. Транзистор нарисуешь?
Народ совсем проснулся и очень заинтересованно взирает на диалог, поскольку знаниями по радиотехнике располагает большинство присутствующих.
– Какой?
(Я судорожно пытаюсь восстановить в памяти сведения о p-n-p и n-p-n транзисторах и о том, как они изображаются).
Марфутов, видимо, располагает знаниями в этой области не более моего:
– Ну…. Нарисуй любой.
– Хорошо! (Ещё один Чебурашкин кивок).
Балтабаев подходит к доске и уверенно рисует прямоугольник (народ замер, все чувствуют свою серость, поскольку прямоугольных транзисторов никто не помнит – знания ограничены стандартными кружочками с тремя линиями и одной стрелкой).
В правом верхнем углу дорисованы две окружности разного диаметра, одна над другой….
В верхней части прямоугольника рисуется ещё один прямоугольник, вид которого напоминает мне что-то до боли знакомое. Окончательное прозрение наступает после вопроса старшего сержанта:
– Балтабаев! Это транзистор?
– Да! Это очень хороший транзистор. «Океан-205» называется.
Рыдающий Марфутов падает на пол, где лежит все его героическое отделение.
Занавес.
Solist Мандраж
«Трах-тибидох-тах-тах!» – сказал Хоттабыч, и его гарем остался доволен.
Это сейчас я знаю, что самая страшная пытка – это утром с тяжёлого похмелья работать со спиртом, а когда-то, в юном возрасте, считал иначе. Перед лицом вышестоящего офицера, имеющего повод устроить мне разнос, я испытывал просто суеверный ужас, с большим трудом загоняемый куда-то вглубь, видимо в яйца. И избавился от этой фобии очень даже не сразу. Те только-только оперившиеся (опогонившиеся) лейтенанты, ещё не оставившие курсантских привычек, отдававшие честь прапорщикам первыми, помните вы это время сейчас, будучи майорами?
И вот, внутренний карман оттопыривает пачка документов-удостоверений, и ты, весь такой наглаженный-отутюженный, блестящий всеми предметами амуниции, которые способен начистить до блеска, прибываешь пред светлы очи своего будущего начальника. М-да…
Группа вчерашних курсантов-однокашников мялась перед высо-о-о-кими дверями. За их потемневшими от времени створками лежала их судьба, оставалось лишь потянуть на себя эту гигантскую ручку и, казалось, поток затянет тебя в эту судьбу, как в омут. Пустота в желудке, как перед первым прыжком с парашютом: ты чувствуешь, как сиротливо лежит там же пирожок, час назад съеденный в вокзальном буфете. Вдох-выдох, эх, Бог не выдаст, командир не съест! Толкаясь, протиснулись в холл. Переговаривались исключительно шёпотом, самые смелые – вполголоса. Окружающая действительность подавляла. Дежурный прапорщик, стоящий на верхней площадке мраморной лестницы, казался не менее чем Зевсом-громовержцем, а сама лестница в нашем представлении могла конкурировать с потёмкинской в Одессе.
Предъявили документы. «Зевс» просмотрел, поднял трубку телефона, коротко переговорил. Опустив трубку телефона, он хитро подмигнул нам. Почему-то это отнюдь не взбодрило молодых офицеров.
Спустившийся капитан сверил наши фамилии со списком, провёл за собой по лабиринту коридоров и оставил ждать в комнате с окнами во двор, проинструктировав «по сторонам света» (туалет в конце коридора направо, курить можно только там, по коридору без дела не шляться, громко не разговаривать). С трудно передаваемыми чувствами опустились на стулья. Мандраж. Как в очереди к зубному. И так же как в очереди, возникла необходимость чем-то себя отвлечь. Были извлечены газеты, перечитанные ещё в поезде, все углубились в их повторное изучение, пытаясь выцепить хоть что-то, что ускользнуло при предшествующих прочтениях. Ну, почти все. У Серёги газеты не было (её использовали в качестве скатерти на вокзале). Он посидел с четверть часа, заглядывая в газеты соседей, но ничего интересного там не нашёл. Да там и не было ничего интересного. Я, например, был занят тем, что в уме складывал цифры выигрышных номеров лотереи.