Разговорчики в строю
Шрифт:
И тут, пока взвод нарезал круги, со стороны показался рядовой Резинкин, успевший сгонять вместе с Петрусем по инициативе лейтенанта Мудрецкого в парк, где они нашли кусок длинной, толстой трубы. Принесли железку вдвоем, бросили на асфальт. От группы бегущих отделился здоровый такой солдат в противогазе и защитном костюме, подошел к этой трубе, положил ее на плечи и усилием рук согнул ее в дугу, после чего бросил к ногам ошарашенных зрителей.
– Да, - улыбался Стойлохряков, - у нас есть ребята, которые любых десантников
– Как же он к вам попал, когда в десанте людей не хватает? Набрать не могут, - справился один из двоих лысых.
– Ну как… - улыбался Стойлохряков.
– Посылаем своих покупателей в военкоматы, ведем селекционную работу, так сказать, комплектуем личный состав. Здоровые люди - они везде нужны. Ну как, будем смотреть, пока они здесь все не лягут? Может быть, выясним, кто самый выносливый? Или же вернемся к истории части?
– Да нет, тут интересней, интересней!
– загалдела Глаша.
Но на нее неприветливо посмотрели подруги, ведь парило - вроде как бы тучки, в то же время и солнышко проглядывает время от времени. Дождь не начинается. Давление пониженное, влажность большая. В своих блузочках и футболочках девчонки пропотели. Мужики, которые по приезде были в пиджаках, сейчас с себя их поснимали и оставались в рубашках. Комбат также держал пиджак на сгибе руки и сейчас ратовал потихонечку за то, чтобы они поднялись в штаб. И тогда бы лейтенант Мудрецкий и начальник штаба закончили бы здесь выступление.
– А может, они нам еще что-нибудь покажут?
– не унималась Глаша.
Стойлохряков передал через Холодца находящемуся на плацу Мудрецкому, чтобы тот быстренько придумал еще что-нибудь. Лейтенант был обескуражен, он в цирке не работал. Что он сейчас здесь, жонглировать будет или на шпагат сядет? В то время пока он размышлял, его взвод нарезал круг за кругом, и все зависело от лейтенанта, когда он придумает что-нибудь.
Положение надо было спасать. Выматывать людей просто так, ради показухи, Мудрецкий не желал. Поскольку он взводник, считай, что он их папа, и лишний раз наказывать людей, даже ради приезда каких-то корреспонденток…
– Шагом!
– скомандовал лейтенант.
– Отбой химической тревоги!
Люди с облегчением посрывали с себя «презервативы» и стали вытирать вспотевшие лица потными же руками, сдирая резиновые перчатки.
– Ну вот видите, - с наслаждением смотрел комбат на своих людей, - вот это и есть боевая подготовка. Сейчас нам лейтенант еще что-нибудь продемонстрирует, - с надеждой поспешил добавить комбат, хотя и не знал, что же можно такого еще выкинуть. Вот хорошо с трубой придумали, Простаков выступил. А что еще?
Резинкин не поленился и посчитал - они пробежали по небольшому плацу сорок шесть кругов. Это не слишком много, но зачем же так вот с людьми после обеда? И когда их лейтенант остановил, Витек стал пялиться на молоденьких корреспонденток уже не через стекла противогаза, а, что называется, невооруженным глазом.
Тем временем Мудрецкий скомандовал:
– Интервал три метра!
Люди, стоящие в две шеренги, рассредоточились по плацу.
– Упор лежа принять!
– скомандовал Мудрецкий.
Все нехотя уперлись руками в асфальт.
Вместо того чтобы скомандовать отжиматься, он приказал: «Запевай!», как раз то самое, о чем мечтал Холодец.
Весь химвзвод стоял в упоре лежа и пел: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой», и так далее.
Резинкин, стоя в упоре лежа, глядел на девок, которые что-то помечали в своих блокнотиках. Вот, наверное, напишут в статьях, какие есть необычные упражнения в российской армии.
После того как песню кое-как прогорланили, Холодец встал рядом с Мудрецким и скомандовал:
– Кто последний, - имелось в виду останется стоять в упоре лежа и не рухнет, - тот на завтрашний день будет освобожден от службы и сможет проваляться на кровати целые сутки, временно забыв о нахождении в части. Только кушать вставать, и все.
Пацаны завелись. В самом начале Резинкина заставляли отжиматься, и, на удивление, он делал это легко, мог большое число раз повторить одно и то же движение. Сейчас он был явным претендентом на победу и стоял в упоре лежа, упираясь только носками ног и руками в асфальт, и усиленно потел. Химзащиту никто ведь не снимал. Он чувствовал, как по нему струятся ручейки пота, - тело обильно отдавало влагу. По лицу тоже текло.
Один за другим падали его сослуживцы. Простаков держался, но вскоре и он рухнул. Остался Резина да сержант Батраков. Батрак стоял, как скала, но и она дала трещину секунд через двадцать. Последним оказался Резинкин.
Комбат был доволен - спортивный праздник удался. Девушки зааплодировали. Пришлось и самому главному командиру что-то сулить. Он подозвал победителя к себе и пожал цепкую руку Резины своей здоровой ручищей.
– Молодец, - похвалил он.
– Что хочешь?
– потом сам себя поправил: - Нет, ну это, конечно, слишком. Давай так, майор Холодец тебе один день отдыха пообещал, а я тебе три дня к отпуску.
Резинкину бы разулыбаться да отблагодарить, но он прекрасно знал, что сегодня комбат дни к отпуску прибавит, завтра отнимет - в результате ничего не будет.
– Разрешите, товарищ полковник, ответное слово!
– попросил взмыленный рядовой. Не ожидая ничего такого, Стойлохряков скривился, но все-таки дал добро, не позориться же перед гостями. Попробовал бы он у него ответное слово попросить, когда никого постороннего на территории части нет, он ему дал бы возможность поразглагольствовать, разгребая помои. Но сегодня другой день. Журналисты приехали в часть, и надо держать марку.