Разговорчики в строю
Шрифт:
– Да, - согласился он.
– Сейчас вот наш товарищ поприветствует вас, так сказать, от рядового и сержантского состава.
– Спасибо, - поблагодарил Резинкин и спустился на две ступенечки вниз.
– Дорогие журналисты, - начал он и после этого смотрел только на девушек, - знайте, пожалуйста, что мне легче вас всех по очереди трахнуть, чем здесь на плацу горбатиться. Думаю, в этом случае вы остались бы более довольными, нежели наблюдая за всем этим представлением.
Девки не сели только потому, что некуда. А тем временем Резинкин приложил руку к кепке и справился у своего начальника:
– Разрешите идти?
– Иди, - улыбался Стойлохряков, - иди. Становись в строй, сынок.
Через полчаса Резинкина выцепили. Нервно дергающийся майор лично сообщил ему, что он сегодня идет в наряд по парку и проводит в этом наряде еще как минимум три дня, для того, чтобы, не дай бог, кто-нибудь его непрезентабельную рожу на видеокамеру не заснял и ненормативную лексику на диктофон не записал.
Строго говоря, оскорбление было нанесено лишь гражданским лицам, которые не попадали под юрисдикцию армейских законов. Соответственно, и воздействовать на рядового строго по законам подполковник не мог. Единственное, на что он был способен, так это запрятать его в парк. И здесь дело было не только в законах, а в том, что в принципе-то солдат был прав - вся эта показуха, кому она нужна в их поселке Чернодырье, для чего?
Да, пожалуй, с академией придется повременить, можно себе представить, что там после таких слов эти девки у себя в Москве понапишут. А потом его доброжелатели покажут все эти статьи товарищам генералам, и если пустят его в академию, то только сортиры чистить.
Упрятав Резинкина в парк, подполковник надеялся замять инцидент. Он прикладывал все свое красноречие, даже, против обыкновения, без бутылки водки, для того чтобы обмаслить ситуацию, и переводил разговор на разные темы, касающиеся новых видов вооружения, перспектив развития, ну и тому подобное.
А Резина тем временем собрался за тридцать секунд и под контролем самого Холодца сел в «уазик» к прапорщику Евздрихину, который и отвез его в наряд, где сейчас торчал третий взвод третьей роты. Сегодня вечером, в шесть, должны были заступать именно химики. Каково же было удивление Резинкина, когда вместе с ним по парку отправился дежурить только лейтенант Мудрецкий, а никого из солдат больше не прислали.
– А почему никого нету?
– спросил Витек.
– А потому как ты слишком здорово языком работаешь. Больше никого не будет. Один за двоих будешь тащить. Ночь не спать, за порядком следить. И так трое суток. Если тебя кто-нибудь застанет спящим, комбат найдет другие способы воздействия.
– А ведь вы, товарищ лейтенант, со мной согласны?
Мудрецкий подумал. Поскольку он был человеком опытным, - как-никак, по молодости один развод пережил, - он согласился:
– Действительно, лучше с ними тремя, чем по плацу в противогазе бегать.
Наступила ночь. Похолодало. Градусов на улице пятнадцать-шестнадцать. Для лета ощутимо. Затопили буржуйку, и в кунге температура стремительно поползла вверх. Разморило.
– Хорош, - скомандовал Мудрецкий, - а то мы тут запаримся. Ну-ка, дверь открой. Не, - пожаловался лейтенант на собственную тупость, - зря печку топил. Какой воздух хороший был, сейчас опять все этим дымом провоняет.
И тут у ворот парка остановился «Фольксваген».
– Это че, - не понял Резинкин, - они че, не уехали?
Три девушки - уже никаких мужиков из Самары не было - вышли и подошли к воротам.
– Эй!
– позвали они.
– Узнаешь?
– Узнаю, да я на службе.
– Э-э нет, - запела Глаша, - не надо. Что ты там нам пообещал сегодня на ступеньках?
Резинкин моргал - не верил ни глазам, ни ушам. Он стоял около ворот и глядел то на этих молодых кобыл, то на лейтенанта, высунувшегося из будки в дверь. Мудрецкий улыбался.
– Рядовой.
– Я!
– воскликнул Резинкин.
– Разрешаю отсутствие в течение… - тут Мудрецкий сделал паузу и прикинул.
– Да ладно, только от ограды парка больше, чем на пятьдесят метров, не удаляться.
Витек еще стоял, не понимая, чего тут, собственно, ему разрешили-то, а тем временем девчонки уже дергали калитку.
– Ну, ты чего? Мы из Москвы приехали, понимаешь?
– И че, в Москве солдат нету?
– Нет, мы о тебе написать хотим. Ты ведь победил сегодня?
– Ну, победил, - согласился Витек, отворяя ворота и выходя за территорию.
– Пойдем к нам, в машину сядем, - тараторила Глаша.
– Мы сейчас тебя обо всем расспросим и обязательно хорошую статью напишем.
Мудрецкий смотрел в маленькое окошко будки, снятой с автомобиля, и видел, как при свете фонаря размеренно раскачивается «Фольксваген».
«Да, - думал он, - с какой же силой нужно водить ручкой по бумаге, чтобы машина ходуном ходила».
Под утро измочаленный Витек вытек из микроавтобуса и медленно-медленно вполз на кушетку, стоящую в кунге.
Лейтенант Мудрецкий приветливо помахал довольным, но сонным девчонкам. Самая здоровая из них села за руль, и они укатили куда-то в неизвестность.
А в это время Витя Резинкин с расстегнутой ширинкой дрых без задних ног и без снов. Какие тут сны! Тут такая реальность, что ни в каком сне и не приснится! А кто бы мог подумать, что эти три девчонки такие классные, да еще между собой подружки. Никогда ничего подобного с ним в жизни не происходило. Да и вряд ли когда еще случится. Он спал сладким сном, а лейтенант, покуривая, сидел рядом с кунгом и поглядывал изредка на встающее из-за далекого леса солнце. Начинался новый день, и начинался он для всех по-разному, но вряд ли сейчас в российской армии был более счастливый солдат, чем Витек Резинкин.
Глава 2
Спустя три месяца после вышеописанных событий, когда дембельнулись Забейко и Казарян, когда во взвод влились Кислый и Ларев, когда в столовой пару раз в неделю давали молодую картошку, когда у медсестры Лизочки вскочил на левой попе чирий, солнце склонилось к закату, обещая прохладную ноябрьскую ночь. Самое время погулять, но приходится возвращаться к конюшне и ставить лошадей в стойло. И все из-за того, что одному завтра на службу, а другому необходимо делать вид, будто он руководит целым районом.