Разговоры запросто
Шрифт:
Гаспар. Напротив, благочестие всяким летам прилично.
Эразмий. А вот я, решись я сделаться набожным, нахлобучил бы капюшон [42] по самые брови!
Гаспар. И я поступил бы не иначе, если бы капюшон давал столько же благочестия, сколько дает тепла.
Эразмий. Слыхал поговорку: «Из молоденьких ангелочков старые черти выходят»?
Гаспар. Черти и придумали эту поговорку, не сомневаюсь. Наоборот, кто смолоду не привык, тот едва ли будет набожен в старости. Нет для учения возраста счастливее детства!
42
Монашеский капюшон, то есть постригся бы в монахи.
Эразмий. А что ты называешь благочестием?
Гаспар.
Эразмий. Каких заветов?
Гаспар. Долго рассказывать. Но в общем все сводится к четырем вещам.
Эразмий. К каким?
Гаспар. Во-первых, питать истинное благоговение к богу и божественным писаниям; и не только бояться бога, как боятся господина, но любить его всей душою, как любят самого доброго отца. Во-вторых, всячески, как только можно, оберегать свою непорочность, то есть никого никогда не обижать. В-третьих, блюсти долг милосердия, то есть по мере сил творить добро всякому человеку. В-четвертых, — хранить терпение: если нам причинят зло, которое мы не в силах поправить, надо его переносить терпеливо, без мести, не отвечая злом на зло.
Эразмий. Да ты настоящий проповедник! А сам ты следуешь тому, чему учишь?
Гаспар. Стараюсь, насколько хватает мужества.
Эразмий. Как «мужества»? Ведь ты еще мальчишка!
Гаспар. Размышляю, сколько хватает разума, и всякий день спрашиваю с себя самого отчета, и если были какие упущения, поправляю себя: это противно приличиям, то сказано слишком резко, то сделано слишком неосмотрительно, здесь следовало промолчать, там — зажмуриться.
Эразмий. Когда же, скажи на милость, ты его составляешь, свой отчет?
Гаспар. Поздним вечером обычно, а если выдастся досуг, то и в иной час.
Эразмий. Но, пожалуйста, объясни мне, за какими занятиями проходит твой день.
Гаспар. От такого верного друга ничего не скрою. Утром, чуть проснусь (примерно в шестом часу или в пятом), черчу большим пальцем крестное знамение на лбу и на груди.
Эразмий. Потом что?
Гаспар. Потом начинаю день во имя Отца, и Сына, и святого Духа.
Эразмий. Начало благочестивое, ничего не скажешь.
Гаспар. Потом в немногих словах приветствую Христа.
Эразмий. Что ты говоришь ему?
Гаспар. Благодарю за то, что ночь, его изволением, миновала счастливо, молюсь, чтобы и день тоже даровал мне удачный — себе на славу, а моей душе на спасение; чтобы он, который есть истинный свет, не знающий затмения, вечное солнце, все животворящее, питающее и радующее, удостоил просветить мой ум, дабы не впасть мне в грех, но под его, Христовым, водительством достигнуть жизни вечной.
Эразмий. Отличное предисловие ко дню, ничего не скажешь!
Гаспар. Потом здороваюсь с родителями, которых, вслед за богом, должен любить всех больше, и отправляюсь в школу [43] . Но так выбираю дорогу, чтобы пройти мимо храма.
43
Уроки в школах начинались летом в 6 часов утра, зимою в 7 и длились до 5 (зимою до 6) вечера с часовым перерывом около полудня.
Эразмий. Зачем?
Гаспар. Снова коротко приветствую Иисуса и всех святых вместе, а в отдельности — Матерь божью и своих небесных заступников.
Эразмий. А ты, я вижу, накрепко затвердил то, что вычитал у Катона [44] : «Не скупись на приветствия»! Мало тебе утреннего приветствия — а ну-ка еще одно, да поскорее! Ты разве не боишься оказаться назойливым со своею чрезмерною приветливостью?
Гаспар. Христос любит, чтобы к нему взывали почаще.
Эразмий. Но, по-моему, глупо вести разговоры с тем, кого не видишь.
44
Имеются в виду «Нравственные двустишья в четырех книгах» Дионисия Катона, сборник стихотворных наставлений, пользовавшийся в средние века самым широким распространением в качестве учебника добрых нравов. Об авторе этого сборника никаких достоверных сведений не сохранилось.
Гаспар. Той части своего существа, которою я говорю со Христом, я тоже не вижу.
Эразмий. Какой же?
Гаспар. Души.
Эразмий. Но ведь это пустое занятие — приветствовать, не получая ответа.
Гаспар. Напротив, ответ приходит часто — в тайном наитии. И, наконец, коль скоро дается тебе то, о чем просишь, — разве это не щедрый ответ?
Эразмий. Что же ты у него вымогаешь? Жадные у тебя приветствия, как я погляжу, — словно у нищего.
Гаспар. Ты попал в самую точку. Я молю, чтобы тот, кто, двенадцати лет отроду [45] , сидя в храме, преподал поучение самым ученым, тот, кому Отец дал власть учить род человеческий, возгласивши с небес: «Вот сын мой возлюбленный, в коем мое благоволение, — ему внимайте» [46] , тот, кто есть предвечная мудрость вышнего Отца, — чтобы он соблаговолил просветить мой разум к постижению добрых наук и чтобы познания мои были ему во славу.
45
«Евангелие от Луки», II, 41 сл.
46
«Евангелие от Матфея», XVII, 5.
Эразмий. А кто твои заступники среди святых?
Гаспар. Среди апостолов — Павел, среди мучеников — Киприан [47] , среди ученых — Иероним [48] , среди девственниц — Агнесса.
Эразмий. Что же сблизило их с тобою — выбор или случайность?
Гаспар. Они достались мне по жребию.
Эразмий. Их ты просто приветствуешь, и все? Или тоже что-нибудь выпрашиваешь?
Гаспар. Я молюсь, чтобы они поручились за меня перед Христом и чтобы когда-нибудь их заступничеством и милостью Христовой довелось и мне вступить в их шатры.
47
Фасций Цецилий Киприан — один из Отцов западной церкви. Он был епископом Карфагенским и погиб мученической смертью в 258 г., во время гонения императора Валериана.
48
Святой Иероним (ок, 346—420 гг.) был действительно в числе наиболее ученых деятелей раннего христианства. Помимо многочисленных богословских сочинений и обширной переписки (представляющей большую литературную ценность), ему принадлежит перевод Библии на латинский язык: он превосходно знал и греческий и еврейский.
Эразмий. Да, просьба не из ничтожных. Ну, а потом что?
Гаспар. Спешу в школу и там с усердием исполняю все, что от меня требуется. Христа я умоляю о помощи с тою мыслью, что без него все труды наши бесполезны, а тружусь — в убеждении, что помощь он подает лишь тому, кто сам не щадит своих сил. И я стараюсь, как могу, чтобы меня не высекли по заслугам, чтобы словом или делом не задеть наставника или товарищей по ученью.
Эразмий. Это хорошо.
Гаспар. После уроков, на пути домой, я снова, если удастся, прохожу мимо храма и снова приветствую Иисуса. Если надо в чем услужить родителям, исполняю службу. А если остается время и сверх того, повторяю, что читали в школе, — один или вместе с товарищем.
Эразмий. Смотри, как ты бережлив на время!
Гаспар. Не удивительно: ведь оно дороже всего в мире и, к тому ж, невосполнимо.
Эразмий. Но Гесиод учит [49] , что бережливость уместна только в средине: в начале скупиться слишком рано, в конце — слишком поздно.
Гаспар. Гесиод прав, но он говорит о вине, что же до недолгого нашего века, то бережливость всегда уместна и своевременна. Винная бочка, если ее не касаться, не опорожняется. А век утекает беспрерывно — спишь ли ты или бодрствуешь.
49
Пей себе вволю, когда начата иль кончается бочка,
Будь на середке умерен; у дна же смешна бережливость.
«Работы и дни», 368—369. Перевод В. Вересаева.