Разгром советской державы. От "оттепели" до "перестройки"
Шрифт:
Обычные люди, не вовлеченные в толпу, обладают здоровым консерватизмом, вытекающим из исторического опыта и способности предвидеть нежелательные последствия изменений. Эти свойства гнездятся в подсознании и действуют автоматически, на уровне интуиции. Этот подсознательный контроль в СССР был устранен из общественного сознания в ходе перестройки.
<…> За время перестройки в сознание советских людей вошло много прекрасных, но расплывчатых образов — демократия, гражданское общество, правовое государство и т. д. Никто из политиков, которые клялись в своей приверженности этим бодрым идолам, не излагали сути понятия. Принять язык противника— значит незаметно для себя стать его пленником. Даже если ты понимаешь слова иначе, чем собеседник, ты в
Положение советского человека оказалось еще тяжелее — перейдя на язык неопределенных понятий, он утратил возможность общения и диалога со «своими» и даже с самим собой. Логика оказалась разорванной, и даже сравнительно простую проблему человек стал не в состоянии сформулировать и додумать до конца. Мышление огромных масс людей и представляющих их интересы политиков стало некогерентным, люди не могут связать концы с концами и выработать объединяющий их проект — ни проект сопротивления, ни проект выхода из кризиса. Они не могут даже ясно выразить, чего они хотят» [29. Кн. 2. С. 648, 651].
А все дело в том, что именно «…в деятельности иностранных спецслужб по-прежнему считается эффективным, наряду со шпионажем, тайное влияние на политический курс, на процесс выработки и принятия решений. В отличие от распространенных способов (подкуп, шпионаж, угрозы), когда объект воздействия осознает, что действует в ущерб своему государству и в интересах противоположной стороны, в последнее время распространен более безопасный тип тайных операций — манипулирование. При манипулятивном воздействии человеку, помимо его воли, предписываются строго определенные рамки поведения и образ действий. Более того, он уверен, что все свои решения принимает самостоятельно, без какого-либо давления извне» [6.05. С. 2]. «В случае информационной войны все не так. Здесь порой даже жертва не знает о том, что она жертва, и может так никогда и не узнать. Это объясняется принципиальным отличием предметной области применения информационного оружия. Обычное оружие применяется по живой силе и технике, а информационное в основном по системе управления». (Цит. по: [41. С. 178].)
Сфокусировав свое внимание на том или ином представителе элиты, посредством новейших информационных технологий можно было многое о нем понять — даже больше, чем объект сам догадывался о себе, т. е. лаборатории спецслужб занимались «вопросами психологического портрета предателя. Наиболее податливыми для вербовки лицами являются те, у которых отсутствует понятие Родины, не имеющие корней — социальных, культурных, эмоциональных — в той стране, в которой они родились и проживают, лица с явно завышенным уровнем социальных и иных притязаний…» [6.06. С. 3]. Выявив такое лицо в потенциально пригодной среде, можно было в дальнейшем, расчищая ему дорогу, оберегая от провалов, продвигать эту пешку в ферзи.
ОРГАНИЗАЦИОННАЯ ВОЙНА: «ОГОНЬ ПО ШТАБАМ!» [1]
В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху.
М.С. Горбачев активно продолжил недоделанное Н.С. Хрущевым. Системе управления наносился один удар за Другим. Почему было возможно повторение «организационной чехарды», практика которой была заложена раньше, в 1980-е? Да потому, что во времена Л.И. Брежнева не был проведен четкий анализ, не был изучен прошедший исторический период во всей полноте и взаимосвязи, не были даны оценки: от самых мягких до жесткой «военной» терминологии, не были даны рекомендации, как этого избежать впредь.
1
Фраза приписывается Мао Цзэдуну, но неоднократно повторялась Горбачевым.
Первый удар был нанесен по руководству сельским хозяйством, когда 22 ноября 1985 г. под руководством B.C. Мураховского, педагога по образованию, был образован Госагропром СССР — этот управленческий монстр из пяти министерств и одного Госкомитета, что как нельзя кстати показывает сущность дальнейших «экспериментов» на этом поприще. Чего секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству не понимал, так это того, что подобное объединение функций в одних руках приведет к перегрузке работой любого, даже самого опытного человека, который уже не сможет достаточно оперативно решать вопросы.
И все же одного Агропрома было недостаточно, и 8–9 июня 1987 г. было проведено совещание в ЦК КПСС по вопросам коренной перестройки управления экономикой. Докладчик — секретарь ЦК КПСС Н.Н. Слюньков. Доклад был опубликован в центральной прессе [6.07. С. 1–3]. 25–26 июня 1987 г. состоялся Пленум ЦК КПСС, на который был вынесен вопрос «О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой». Мы не станем вдаваться в глубокое разбирательство вопроса, нужна или не нужна была «коренная перестройка управления», этот вопрос как в замысле, так и в своем исполнении имел как свои положительные, так и отрицательные стороны. Главное же то, что пока госаппарат сверху донизу трясла кадровая и организационная чехарда, он был занят не своими привычными обязанностями, а больше думал, как уцелеть в этот период. Этим моментом можно было воспользоваться для удара, и им воспользовались… В качестве рабочего механизма реформы была создана Комиссия Политбюро ЦК КПСС по перестройке организационных структур центральных экономических органов, министерств и ведомств СССР (Председатель: Н.И. Рыжков, члены: Л.Н. Зайков, Н.Н. Слюньков, Н.В. Талызин), прекратила свою деятельность решением Политбюро 30 ноября 1988 г. Был написан и опубликован отчетный доклад [6.08. С. 69–73].
О реорганизации центрального партаппарата будет сказано ниже.
Наибольший, по моему мнению, ударный эффект по народному хозяйству вызвали операции с Правительством СССР. Первый удар состоялся в результате выборов в Верховный Совет СССР летом 1989 г., когда, скопировав парламентские процедуры Запада, было решено устроить на первой сессии избрание министров парламентариями, при этом процедура затянулась и одновременно была проведена реогранизация правительства. Затем через полтора года, на рубеже 1990/1991 гг., когда после отставки доведенного до инфаркта Н.И. Рыжкова, Совет Министров СССР был реорганизован в Кабинет Министров под руководством B.C. Павлова при Президенте СССР (мотив традиционный: слепое копирование западных образцов, причем не в целом, а только отчасти — министрами в США руководит непосредственно Президент, если-де у нас будет так же, то и мы заживем «как в Америке»). Второй раз после ареста премьера B.C. Павлова— в конце августа 1991 г. — Кабинет был преобразован в Межреспубликанский Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР.
Приведем мнение человека, который оказался в самом центре битв этой войны — начальника личного секретариата М.С. Горбачева тов. В.И. Болдина. С глубоким сожалением он пишет, что «из некогда целостной системы партийного влияния были выбиты фундаментальные звенья. И вся многоэтажная постройка перекосилась и начала рушиться. Партия с прежней силой уже не могла влиять на дела в народном хозяйстве, гласность вывела из-под ее контроля средства массовой информации. Альтернативные выборы, по существу, привели к невозможности влиять на кадровую политику» [7. С. 209].
Итак запомним: из некогда целостной системы были выбиты фундаментальные звенья. Вот главное, что составляет сущность этой войны.
А ведь если бы коммунисты читали чуть повнимательнее классиков марксизма-ленинизма, они смогли бы выявить взаимосвязь между катастрофой первой из попыток создать социализм и организационными вопросами. В опубликованном черновике своего письма от 14 января 1872 г. Ф. Энгельс писал некоему адвокату из Турина Карло Терцаги: «Если бы в Парижской Коммуне было немного больше авторитета и централизации, она одержала бы победу над буржуа». Следующая фраза противоречит советской практике: «После победы мы можем организоваться как хотим» [6.09. С. 316]. Наконец, в чистовом варианте письма Энгельс окончательно ставит точку: «Именно недостаток централизации и авторитета стоил жизни Парижской Коммуне» [6.09. С. 317].