Разитель. Трилогия
Шрифт:
Разумеется, названная сумма меня не испугала. Однако же удивила. Президент выдал мне миллион; именно такой была, по его сведениям, цена. Похоже, должности в этом мире сильно подешевели?
– Вполне приемлемо, – откликнулся я вслух. – И давно у вас держатся такие цены?
– Цены? Очень давно… Мы рады, что они вас устраивают, и у нас не возникло бы ни малейших сомнений, если бы не личности других претендентов…
– Люди с громадным весом, вы понимаете?
– С весом, да. И с неограниченными возможностями.
– С неограниченными? – выразил я сомнение.
– Ну пусть с
– Мы льстим себя надеждой, – речь кудрявого становилась похожей на его шевелюру, – что сможем найти компромисс с вами не только по финансовой стороне проблемы, но и…
– В самом ли деле вам нужна именно эта должность? – поставил вопрос ребром лысый.
– Понимаете ли, остальные претенденты хорошо известны и находятся в тесных дружеских отношениях со многими депутатами. Нет, мы ни на минуту не сомневаемся в ваших достоинствах и известности, может быть, даже славе…
– Несомненно, славе…
– Но в нашем мире о вас информированы неполно. Вот если бы вас удовлетворила, к примеру, должность министра процветания и перспективы в нашем правительстве…
– Поверьте – прекрасный старт для стремительной политической карьеры. Вот уже четыре министра процветания в нашей истории сделались…
– Стоп, стоп, – прервал их я, чувствуя, как от этой болтовни у меня начинает гудеть голова. – При чем тут министр чего бы там ни было? На какой пост, по-вашему, я претендую?
Лысый пожал плечами, второй, в локонах, слегка развел ладони, выражая удивление.
– На трон вице-короля Симоны, разумеется, – пробормотал лысый. – На какой же еще?
– Вице-короля? Какой же территорией я стал бы управлять?
– Вы не совсем в курсе, я полагаю, – проговорил кудрявый тоном, ясно показывавшим, что к чудачествам богачей принято относиться снисходительно, как к детским шалостям. – Симона – королевство, разумеется, но король у нас не наследственный, а выборный – и вице-король точно так же.
Я почувствовал, что начинаю злиться.
– Вам что – даже не сказали, что я хочу купить?
– Видите ли, – после краткой паузы, которой хватило им, чтобы переглянуться, сказал лысый: – Собственно, для переговоров с вами были назначены другие люди, но в последний момент…
– Словом, получилось так, что мы не успели как следует…
– Но если вы скажете, о чем, собственно, мы должны договориться…
«О господи! – подумал я. Неужели во всех мирах парламенты одинаковы?»
– Пожалуйста, – сказал я, пытаясь сдержать раздражение, – с удовольствием просвещу вас. Я не хочу быть вице-королем. Меня интересует всего лишь пост посла вашего мира на Серпе. И ничто другое.
Я ожидал, что мои собеседники вздохнут с удовольствием. Однако результат был противоположным: они озадаченно уставились на меня.
– Посла… на Серпе? – пробормотал лысый.
– Но это… это невозможно! – жалобно проныл кудрявич.
– Что-о? – грозно вопросил я.
– Ну не то, чтобы совсем невозможно, – неуверенно сказал лысый, – но тут нужно время, чтобы найти верный путь…
– Послов парламент не назначает и не утверждает, – собравшись с духом, объяснил кудрявый. – Это прерогатива королевского правительства. Так что для того, чтобы договориться с людьми в правительстве, понадобится не день и не два. Но главное – они заломят такие деньги, что для нас просто не имеет смысла вступать в такие отношения с ними. Да и вам это обойдется дороже: триста – нам, и еще столько же – для них. Понимаете ли…
– Я все понял, – сказал я сухо. И в самом деле: чего тут было не понять?
Я встал. Вежливо поклонился:
– Произошло недоразумение, господа. Мне не нужно было встречаться с вами. Приятного аппетита! И я направился к выходу.
– Постойте, как же?..
– А счет? – возопил второй.
– Нет товара – нет денег, – ответил я наставительно.
– Мы согласны дать вам любое место в правительстве! Оттуда вы сможете…
– Как-нибудь в другой раз, – пообещал я, аккуратно затворяя за собой белую с золотом дверь.
Папе извиняться передо мною не хотелось, и он лишь пробормотал несколько слов, из которых следовало, что в парламенте обстановка меняется ежедневно, выгодные дела там рвут друг у друга, так что порой бывает совершенно непонятно, к кому следует обращаться, а от кого нужно держаться подальше. В ответ я лишь спросил:
– Что, у вас там нет своих людей, что ли?
– Есть-то есть, – ответил он, и в голосе его прозвучала досада. – Но там они в два счета развращаются, так что мы им перестаем доверять…
Я выразил ему сочувствие по этому поводу. После чего он пообещал, несколько приободрившись:
– Ничего, в правительстве устойчивости больше, так что с королевской партией договориться будет проще. Правда, – он вздохнул, – дороже. Но тут уж ничего не поделаешь…
– Ну, – необдуманно проговорил я, – все равно, это будет куда меньше, чем полагает президент…
И тут же спохватился: не следовало этого говорить, вот уж не следовало! Не дал себе труда подумать… Но было поздно: слова прозвучали и никак не прошли мимо слуха папы. Внешне ничего не изменилось, но у меня возникло четкое ощущение: он внутренне напрягся, насторожился, словно готовясь к схватке.
– Когда можно будет встретиться с людьми из той партии? – спросил я, стараясь показать, что ничего не понял и не заметил.
Но это не помогло: папа оставался в напряжении. Однако тоже старался никак не проявить этого.
– К сожалению, только завтра, – ответил он. – Они избегают заниматься делами во внеслужебное время. Старая традиция…
Может быть, так оно и было в действительности, и вынужденная проволочка папу огорчила: моему присутствию здесь он почему-то не радовался более. Но могло существовать и другое объяснение, к сожалению, весьма правдоподобное: он наверняка понял, что мне стала известна разница между реальными ценами на должности на Симоне-и теми, что он сообщал в центр "Т", перед которым отчитывался в расходах, иными словами – который таким путем обворовывал. В организации "Т" признается воровство только за ее пределами, и за нарушение этого правила карают жестоко. Меня же папа теперь счел, похоже, доверенным лицом самого президента, присланным для выяснения истинной ситуации на рынке постов. Я невольно подумал, что следует быть настороже. Но когда это я не был начеку?