Разлив Цивиля
Шрифт:
Мигулай вытер набежавшие слезы. Павел с друзьями молчали: все знали, что из трех сыновей Мигулая с войны не вернулся ни один.
Уже изрядно захмелевший дед посидел еще немного и ушел домой, приговаривая: «Чем дальше заходишь в хмельник, тем шильнее потом болит голова».
А парни, проводив старика, собрались в клуб.
7
Они шли улицей, и опять — знакомая ли ветла, оттаявшая ли скамейка у калитки — все напоминало Павлу о прошлом и сладкой болью отдавалось в сердце.
А вот
Павел пожалел, что не спросил у Гали об этом, хотя разобраться, какая разница — в Омске или Томске, в Рязани или Брянске. Той Гали, какую знал Павел, давно уже нет.
Володя рассказывал что-то смешное, сам хохотал, и Санька с Петром закатывались со смеху, а Павел и слышал своих друзей и не слышал. Ему слышалось совсем другое.
«Буду ждать тебя, Паша… Буду ждать, пока не забудешь…»
Недолго ждала!.. Недаром в Сявалкасах говорят: девичья любовь — до встречи с другим парнем… Эх, Галя, Галя!..
А вот и клуб. Он все тот же — деревянный, просторный, построенный еще до войны. Почти во всю длину стены — застекленные сени. И самым притягательным, самым веселым местом всегда были именно эти сени. К тому же они еще и красиво отделаны: резной карниз, причудливый переплет, застекленный квадратами, треугольниками, ромбами.
В клубе играла гармонь, слышался девичий смех.
— Ну, сейчас дадим жару! — подмигнул пьяненький Санька, первым входя в зал.
Павел почувствовал, что на него смотрит множество любопытных глаз. И он, идя вдоль стенки молодежи, здоровался, чтобы не ошибиться и кого-нибудь нечаянно не обидеть, со всеми — и знакомыми, и незнакомыми. Санька с Петром шли рядом, отпуская шуточки, громко называя неизвестных Павлу ребят и девушек.
— Это Коля-Николай, поскребышек Ивана Тимофеевича. Погляди, какой орел вытянулся!
— А это Лида Пакетова — наш сявалкасинский доктор…
А Володя сразу же подошел к гармонисту, завладел трехрядкой и заиграл «Дунайские волны».
Анна уже была здесь. Павел увидел ее танцующей с какой-то незнакомой девушкой. Они легко кружились, и косы у Анны разлетались далеко в стороны.
— Чего стоять — садись рядом, — и Санька подвинулся, потеснив сидящих на скамье ребят.
Павел сел между ним и Васей Гайкиным — парнишкой лет пятнадцати — шестнадцати, помощником Петра. Живет Вася по соседству с Петром, тот его частенько брал с собой в кузницу, и Вася мало-помалу освоил кузнечное ремесло. А как только научился сам, без посторонней помощи, делать гайки — принес их в школу полный карман. Потому-то его и прозвали Гайкиным.
— Вальс. Подумаешь, вальс! — между тем философствовал хмельной Санька. — Мне лично этот танец напоминает приезжего из района лектора: для ушей есть, для сердца нет. Мне подавай «цыганочку»!
— Еще не разучился плясать?
— Держу первое
— Ого!
— Сявалкасинцам ли быть последними?! Мы народ лесной. Полевым не поддавались и не поддадимся. Помнишь, как у нас приговаривают: мы хабысинские, хабыс, хабыс, хабысцы — упадем, а молодцы…
Гармонь смолкла, и к Павлу с Санькой подошли Володя и Петр, другие парни. Девушки стояли на отдалении, стесняясь подходить. Павел встал и сам первый подал руку оказавшимся близко Лизук и Любе. Как же, он хорошо помнит, что они работали на ферме…
— Чего стали? — раздался звонкий грудной голос. — Не хотите танцевать — давайте играть. Вставайте в круг.
Павел оглянулся: кто же это? Оказывается, та самая девушка, что танцевала с Анной. Павел и сам не знал, чем именно, но чем-то она выделялась среди подруг. Одета в розовое шерстяное платье и зеленую кофту — ничем не богаче других. Прическа тоже скромная, простая: светлые волосы коротко острижены и чуть-чуть завиты. Разве что капроновые чулки и туфли на высоких каблуках делали ее стройной и легкой, непохожей на остальных. Видно, что не сявалкасинская. Наверное, учительница.
Девушки и парни стали в круг.
— Эй, Володя, — продолжала командовать заводила. — Чего стоишь, словно черен от лопаты проглотил? — и хлопнула парня по плечу.
Володя круто повернулся, хотел схватить девушку, но той уже и след простыл. Володя кинулся в круг, но только он успеет податься в одну сторону, девушка, словно бы заранее разгадывая его намерения, — уже в другой стороне. И так-то легко бегает, что и высокие каблуки ей не помеха. Совсем загоняла юркая мышка бедного кота.
— Что за девушка? — тихонько спросил Павел у Саньки. — Не наша?
— Если какой-нибудь чудак женится на ней — будет нашинской, — уклончиво ответил Санька.
Бездельно стоя в кругу, Павел продолжал приглядываться к сявалкасинским девушкам. Большинство одето по-городскому в короткие платья. Лишь кое у кого поверх платьев надеты нарядные фартуки с кружевами. Жаль, что безликая — не русская, не чувашская, а какая-то среднеевропейская — мода вытесняет национальное, народное… А еще Павлу подумалось, что вот сейчас глядит он на сявалкасинских девушек и все они для него пока еще одинаковы, неразличимы. Но ведь может, наверное, и так случиться, что одна из девушек, что стоят с ним, взявшись за руки в кругу и играют в кошки-мышки, в один прекрасный день станет для него дороже и ближе всех остальных… Где она, эта девушка? Которая?..
— Так мышь может загонять кота до смерти, — взмолился Володя. — Пока не растянулся посередь круга — я лучше вам прощальный вальс сыграю. Только вы, ребята, инициативу не проявляйте. Приглашают девушки.
Володя картинно развернул цветастые мехи. Пара за парой начали выходить на середину зала.
— Пошли, соседский жених, — перед Павлом стояла Анна. — Посмотрим, как танцуют казахстанцы.
— Неважно, чувашстанцы, — принимая вызов, ответил Павел и положил руку на плечо девушке.