Разлив Цивиля
Шрифт:
И вот конец песни:
Доченька, что тебе надо? В Сявалкасах два русоволосых молодца — Выбирай любого.Маленькое личико Нины преобразилось, засияло в улыбке, задорно засверкали черными бусинами глаза и, широко раскинув руки над столом, она удало закончила:
Ай, анне, ай, атте, Так бы давно и сказали!Не первый раз
А Нина уже заводила новую. Что за голос у этой маленькой худенькой женщины! Так бы сидел и слушал хоть всю ночь. И даже когда застолье уже подходило к концу, когда был налит зюл-курки и Марья засобиралась домой, Нина все еще продолжала петь;
Хозяин говорит: «Иди, иди». Ведро говорит: «Подожди, Нацеженное пиво не кончилось». Хозяин говорит: «Иди, иди». Бутылка говорит: «Подожди, Непочатая четверть водки есть». Хозяин говорит: «Иди, иди». Тарелка говорит: «Подожди, Еще цельный шыртан есть»…Так с шутками-прибаутками Нина и проводила свою уже изрядно захмелевшую кумушку. II хотя еще в избе был выпит зюл-курки, Нина вынесла рюмку во двор и заставила выпить еще. А на прощанье еще и дважды наказала, чтобы завтрак Марья не готовила, а приходила наутро вместе с мужем опохмеляться.
Разомлевшей Марье поначалу показалось, что на воле так же тепло, как и в избе. Ветра нет, пахнет сырым тающим снегом. Село спит. В своем доме тоже света нет, значит, и Трофим лег спать. Наверное, уже поздно. А домой идти не хочется.
Марья захватила горсть снега и приложила к разгоряченному лбу. Голова вроде бы просвежела, мысли потекли ровнее.
Она стояла под старыми ветлами на берегу речки. Они, эти ветлы, видели Марью в пору любви. Здесь, под ними, ее впервые поцеловал Сергей… Она и по сей день не знает, почему так робела перед ним. Сколько сявалкасинских парней на нее заглядывалось, по она ни одного из них и близко к себе не подпустила. А этот пришел и сразу же завладел ее сердцем. И тогда тоже была ранняя весна…
Расцвела яблоня — быть яблокам. Бывает, что и заморозки ударят, и град побьет цветы, но придет осень — хоть немного, хоть сколько-то яблок висят на ветках.
Не так ли бывает и с человеком: побьет-помнет его жизнь, сердце морозцем прихватит, а он все равно продолжает надеяться на лучшее, все равно надежда не покидает его…
Когда Марья узнала, что инженер леспромхоза Сергей был женатым, она три дня не выходила из дому, не открывала свой магазин. И тогда была тоже ранняя весна, разве что снег был уже совсем на исходе. И это сколько же лет с тех пор прошло? Шесть? Семь? Нет, уже восемь…
Она уже знала, что забеременела, когда ее посватал Прыгунов. Пришлось согласиться. Через полтора месяца после замужества она сделала аборт, и с тех пор детей больше не было…
Марья вздрогнула, услышав, как кто-то, насвистывая, идет с верхней улицы. Она тоже медленно пошла к своему дому.
— Ого! — раздался незнакомый Марье басовитый голос. — В Сявалкасах, оказывается, не только девушки ходят по улахам.
«Кто это? Фигурой на Сергея похож. Такой же высокий, статный…»
— А разве у женщин не равные права с мужчинами? — в тон незнакомцу ответила Марья.
— Ну, уж если так, тогда здравствуй, Мария Сергеевна!
«Ну и силища! Руку сжал, как железными клещами».
— Убей на месте — не узнаю.
— Зачем же убивать?! Раньше звали Павлом и теперь так же. По фамилии — Кадышев.
— А-а-а, — вот теперь только узнала парня Марья. — Жених с целинных земель. Тогда — с приездом!
— Спасибо.
А много ли знает о нем Марья! Еще до армии ходил по селу высокий здоровенный парень. Работал на тракторе. А по демобилизации, как потом говорили в Сявалкасах, уехал с каким-то генералом на целину. Там прославился, его портрет даже был напечатан в «Огоньке». Сейчас, надо думать, приехал в отпуск, а отцовский дом на замке. Полюбилась ли парню целина или какая-нибудь раскосая казашка его там приворожила? Нынешняя молодежь не очень-то держится за родное село…
— Надолго в Сявалкасы?
— Коли найдется невеста — останусь навсегда.
— За невестой дело не станет. Их теперь на каждого парня — штабель… А не стыдно, что отцовский дом забросил?
— Стыд не дым, глаза не ест. А дом можно и продать.
Легко, свободно разговаривал парень! Марье это понравилось. Веселый парень! Она оглянулась на дом Виссариона Марковича. Там все еще горел свет.
— Я вот гляжу, кума Нина еще не спит. У них нынче праздник — день рождения дочки…
— Значит, вы из хмельника? То-то такая веселая!
— Знаешь, — Марья, не отдавая себе отчета, схватила парня за руку, — пойдем к ним.
— Нет, спасибо. Втянешься в пьянку и тогда… как это говорят?.. и барин в работника превращается.
— Боишься стать работником?
— Еще как боюсь-то, Мария Сергеевна. А еще меня Володя ждет. Небось устал ждать. До свидания. Приятных вам снов!
Зашумел снег под сапогами, парень шагал широко, размашисто. И Марья, прислонясь к ветле, еще долго провожала его взглядом.
«Надо же — так похож издали на Сергея!..»
3
Родом Трофим Матвеевич из Кюльхири, что в двенадцати километрах от Сявалкасов.
Войну он встретил у самой границы. С остатками одной из воинских частей прорвался из вражеского окружения. Потом первое ранение, госпиталь, курсы военных интендантов, снова фронт. В сорок третьем после тяжелой контузии вернулся домой, около года проработал председателем колхоза и снова уехал на фронт.
За два дня до окончания войны — вторая контузия. Полгода провалялся в госпиталях и вернулся будто не на своих, а на чужих ногах. Никто и не думал, что Трофим выздоровеет и по-настоящему встанет на ноги. Мать лечила его настоями трав, парным молоком, парила в бане, делала ванны из белой глины, из овсяной воды, и еще что только не делала. И произошло чудо. Если другие контуженные лечатся годами и не всегда вылечиваются — Трофим выздоровел через несколько месяцев.