Разлив Цивиля
Шрифт:
— Тебе слова не давали, — послушав Кадышева и поняв, что он и не собирается с ним ни в чем соглашаться, решил остановить парторга Трофим Матвеевич. А еще уж очень не нравился ему спокойный, ровный тон, каким говорил Кадышев, будто не его, а председателя колхоза только что ругали.
— Что ж, — все так же невозмутимо сказал Павел. — Суд кончился? Я могу идти?
— Скатертью дорога, — бросил со своего председательского места Трофим Матвеевич.
— Спасибо. Люблю вежливое обращение…
Павел ушел, но спокойней Трофиму Матвеевичу не стало.
Сойдя с правленческого крыльца, Павел остановился, чтобы хоть немного собраться с мыслями. Однако же, странное дело, думал он не о том, в чем прав или неправ Трофим Матвеевич, а о том, с чего это председатель вдруг ополчился на него. Работали трактористы на севе хорошо, сам Павел тоже дневал и ночевал в поле. Деньги? Да, конечно, если он ввел колхоз в расход, это могло восстановить председателя против него. И все же, вряд ли причина только в этом…
— Прости, Павел, — тронул его за плечо кузнец Петр. — Нам еще перед началом Прыгунов сказал, если тебя не снимут с работы, то он отдаст иод суд.
— Ладно, не будем об этом… А если ты видишь, что дал промашку — что ж, вперед наука.
— Промашку дал ты, Павел. Колхозники обижены на тебя, распахал, мол, Вил Зэр и оставил скот без пастбища. Ему, мол, что, у него и курицы нет.
— Эх, Петруша. А ты бы, чем досужие разговоры слушать, взял бы да как-нибудь и сходил сам в поле, поглядел бы, как там и что…
— Павел! Петро! Какого лешего не идете на свадьбу? — Это Санька им кричит с клубного крыльца. А видя, что ни тот, ни другой не трогается с места, сам подбегает, подхватывает их под руки и ведет к клубу. — Хватит вам горевать. Трофим Матвеевич — что весенняя гроза: пошумит, погремит и утихнет. Вот у меня горе так горе. Надо же было Лене с Володей придумать такую свадьбу! Мать с отцом меня съесть готовы. Женишься, говорят, не как все люди — не дома, а в клубе. Хоть вы поддержите нас с Анной.
— Знаешь, Саня, — приостановился Павел. — Вы с Петром идите, а я немного погодя. Чуток остыну после прыгуновской бани.
Только Санька с Петром ушли, как с правленческого крыльца спустился и подошел к Павлу Федор Васильевич.
— Слышь, Павел? Василий Иванович звонил… Я так понял, что завтра они, вместе с секретарем обкома, приедут к нам в колхоз. Про тебя спрашивал. Трофим Матвеевич ответил, что тебя нет, дома, мол, он. А ты, оказывается, все еще здесь.
— А о нынешнем, вот об этом заседании, заходил разговор?
— Нет, Трофим Матвеевич даже и не заикался.
— Ну, что ж, спасибо за добрую весть… А теперь пойдем на свадьбу. Санька ведь и тебя
6
Народу у клуба собралось много. Как-никак, а такая свадьба игралась в Сявалкасах впервые: интересно! Молодежь заполнила все сени и застекленную террасу, толпилась на улице у крыльца. Немало было в этой толпе и пожилых, и даже стариков. Со всех сторон слышались шумные разговоры, шутки, смех.
— Ну, и свадьба: ни вина, ни закуски.
— Неужто так и пропадет корчама у тетки Кэтэринэ?
— Так это еще не вся свадьба, это еще только начало.
— С умных речей ни сыт, ни весел не будешь.
— Завтра, чай, чувашскую свадьбу начнут…
Когда Павел с Федором Васильевичем по живому коридору молодежи вошли в клуб, там председатель сельсовета уже поздравлял новобрачных. Анна держалась ровно, серьезно, даже, пожалуй, для такого дня слишком серьезно, а Санька сиял, как красное солнышко, широкая, от уха до уха, улыбка, казалось, утвердилась на его счастливом лице отныне и навсегда. Неважно, что говорилось сейчас председателем сельсовета, веселое пли серьезное. Санька все равно улыбался во весь свой белозубый рот.
Рядом с Анной стояла Лена, а рядом с Санькой Володя. Обычно веселая на людях Лена сейчас тоже выглядела какой-то озабоченной, время от времени оглядывалась по сторонам, словно бы проверяя, все ли идет так, как надо. А Володя, под стать жениху, тоже был веселым, радостным, глядя на него, можно было подумать, что вместе с Санькиной играется нынче и его свадьба.
Весь стол, за которым сидят молодые, уставлен огромными букетами цветущей черемухи и сирени, и от них распространяется густой горьковатый аромат.
Санька еще раньше просил Павла не только быть на торжестве, но и сказать, как он выразился, какие-то слова. Но сколько Павел ни думал, никаких других слов, кроме тех, что были сказаны председателем сельсовета, а потом Володей, не придумал. Может, вспомнить что-нибудь из старого? Тоже ведь и раньше люди не дураки были. Разве что высказывали свои пожелания молодым не таким казенным бесцветным языком, каким щеголяем мы, подчас не делая разницы между общим собранием и домашним торжеством. Павлу и до сих пор памятно слышанное еще в детстве: живите просторно, как поле, и богато, как лес…
Но когда, по приглашению Володи, Павел вышел к столу и стал лицом к собравшимся, мысли его смешались. Он подумал, что ведь ему сейчас надо держаться так же жизнерадостно и весело, как держатся Санька и Володя, но как будешь веселым, если на сердце у тебя совсем не весело. И не знают ли собравшиеся в клубе сявалкасинцы о том, что произошло в председательском кабинете час назад?
Обращаясь к молодым, Павел мельком, иа какую-то долю секунды, встретился взглядом с Леной и почувствовал, что к нему возвращается его всегдашнее спокойствие. Словно понимая сиюминутное смятенное состояние Павла, Лена своим взглядом ободряла его: не робей, мол, не горюй, все будет хорошо!