Разлив
Шрифт:
– Разлив Нила. Дальше.
– Строители не могут остановить воду, бьющую ключом из стены, что в районе рынка. Давление оказываемой водой на заграждение достаточно велико и с каждым днем оно увеличивается. Строители заявляют, что строительных материалов у них почти не осталось, а река продолжает подниматься. Это означает, что давление будет также расти и скоро стену в данном участке прорвет.
– Что они предлагают?
– Они предлагают сломать несколько домов в крестьянском квартале.
– Будет бунт.
– Да. Будет бунт. Они будут думать, что сначала мы сломаем пару домов, потом еще несколько. Но нам нужно пойти на такой шаг.
– Сказать им ничего нельзя. Будут волнения. Я предлагаю взять на заметку план Секани.
– Я уже взял. Но прежде, чем его одобрить, надо созвать совет старейшин, чтобы они дали разрешения.
– Тогда его нужно созвать сейчас.
– Вы правы.
– Предлагаю сегодня вечером.
– Согласен. Вечером в девять часов.
– В городе из-за закрытия позавчера рынка произошли небольшие волнения. В крестьянском районе объявились люди, которые заявили, что вы хотите закрыть рынок полностью, а все запасы со склада перенести во дворец.
– Какое кощунство. Арестовали этих провокаторов?
– Нет.
– Почему?
– Крестьяне вооружились и не пускали в свой район стражников. Воинов на весь город всего двести семьдесят и тридцать кавалеристов, включая дворцовую стражу.
– Тогда как вы узнали о провокаторах?
– Через тайных агентов.
– Надо было объявить облаву. Кто будет сопротивляться – тех убить.
– Против наших солдат было минимум тысяча двести крестьян. Если бы начали облаву, наших солдат убили бы.
– Что вы предлагаете?
– Я предлагаю: оставить все как есть, но разрешить солдатам, если толпа будет нападать на солдат, атаковать ее.
– Будет море крови и тогда начнется бунт.
– Да. Также подпишите указ, – и начальник стражи передал сверток папируса, – по которому, если начнутся волнения, все запасы со складом перенести во дворец.
Номарх прочитал указ и подписал его. Начальник стражи добавил:
– Я понимаю, что начнется восстание, но, когда народ увидит, что склады пусты, начнет успокаиваться и сам выдаст зачинщиков и провокаторов.
– Не произойдет наоборот?
– Что?
– Не произойдет, что толпа, наоборот, пойдет штурмовать дворец?
– Может произойти все, что угодно, но в тот момент, когда разлился Нил, они окажутся в ловушке и им придется смириться.
– Вы гарантируйте?
– Да.
– Новости еще есть?
– Да.
– Какие?
– Ночью пять крестьян пытались ограбить склад. Их заметили и подняли тревогу. Двоих успели поймать, а трое сбежали в крестьянский квартал.
– Допросили?
– Да.
– Что сказали?
– Я думал, что вам будет интереснее спросить у них самому.
– Согласен. Где они?
– В тюрьме.
– Приведите сюда.
– Слушаюсь. Только надо будет закрыть часть города, чтобы крестьяне не попытались их освободить.
– Хорошо. Днем в три часа дня приведите их.
– Слушаюсь.
– Перед тем как они пройдет через ворота, завяжите им глаза и проводите в подвал. Там я их приму.
– Слушаюсь.
– Больше ничего?
– Нет.
– Идите. Запомните: этих двоих к трем в подвал и с завязанными глазами, а в девять собрание старейшин.
– Я запомнил.
Начальник дворцовой охраны ушел.
«В городе начинаются волнения. Что делать? Не рано я подписал указ? Ведь если крестьяне и прочие бедняки начали волноваться, значит я дал им повод. А эти грабители. Что они хотели? Украсть зерно со склада или просто посмотреть есть ли зерно? Если украсть, тогда надо их наказывать. Если просто посмотреть? Тогда у многих людей будет повод для начала бунта против моей власти. Что же тогда будет? Придется всех убить? Нет. Надо убрать только заговорщиков. Они начали будоражить население. Возможно, из-за них пять крестьян пытались проникнуть на склады? Тогда нужно убрать их и крестьяне успокоятся. Неужели они не понимают, что если начнутся волнения, город умрет? Посмотрим. Если начнется бунт, надо его подавить. Тогда умрет большое число крестьян. У меня солдат не много. Двести семьдесят пеших солдат и тридцать кавалеристов против полторы тысячи крестьян. Соотношение один к пяти. Конечно, солдат сильнее, но если крестьяне засядут в квартале, тогда конец. Кавалерия выпадет, а в тесных улицах района крестьяне перебьют всех солдат и ворвутся во дворец. Можно поставить солдат по периметру района. Но у меня их мало. Если бунтовщики организуют атаку на одном направлении, тогда я потеряю сразу несколько десятков солдат. Надо действовать осторожно. Нужно попробовать агентами убить заговорщиков, чтобы не было лидера у бунтовщиков. Если они не успокоятся, тогда все запасы перевести сюда и закрыть ворота. Им ничего не останется, как сдать всех зачинщиков бунта и покаяться. Получается начальник дворцовой охраны прав. Нужно будет поговорить с ним еще раз», – думал номарх.
В два часа тридцать минут из тюрьмы вывели двух заключенных. Им завязали глаза. Их вели во дворец. Чтобы не попытались их освободить, пришлось оцепить весь город. Крестьяне стояли перед оцепление солдат и кричали. Они требовали освободить пленников, но на пролом никто не шел. Пленников провели в подвал дворца. Номарх и начальник стражи пошли вместе.
– Как довели? – спросил номарх.
– Народ протестовал, но нападать не решался.
– Агенты у вас надежные?
– Так точно.
– После допроса я хочу с вами поговорить.
– Хорошо.
Они вошли в одну из подвальных комнат. Пленники сидели на коленях, с завязанными глазами и руками.
– Развяжите им глаза, – потребовал номарх.
Глаза развязали.
– Читайте, – сказал номарх начальнику дворцовой охраны и сел на стул.
– Сегодня в три часа ночи пять человек пытались пробраться на склад. Но их заметила стража и подняла тревогу. Все пятеро принялись убегать через рынок. Двое было поймано, остальные сумели сбежать.
– Это все – правда? – спросил номарх у пленников.
– Да.
– Зачем вы пытались пробраться на склады. Что вы хотели сделать?
– Мы хотели удостоверится в том, что зерно на складе. Нас заверили, что зерно переносят из городских складов в дворцовые.
– Кто вам такое сказал?
– Некоторые люди.
– Кто это?
– Не скажем.
– Отведите их в тюрьму и допросите. Если они не хотят говорить сейчас, то скажут потом.
– Вы можете нас пытать, но мы ничего не скажем. Скоро за нами придут люди из нашего района и освободят нас, а тебя посадят в ту же камеру, где ты поймешь все наши страдания.