Разлом
Шрифт:
Когда мы ступили на бревенчатое дно лифта я старался делать вид, будто меня ничего не удивляет. Будто мне уже приходилось пользоваться средневековым подъёмником и раньше. Не знаю о чем думали Эйвар и Алариэль, а я вот размышлял над механизмом, тянущим нас на верх. Страшновато доверять свою жизнь допотопным инженерам, хотя тросы и вращающиеся стальные шестерёнки, выглядели вполне себе сносно. Хотя и жутко, протяжно скрипели.
Несмотря на всю видимую надежность, лоб и виски по контуру волос все же покрылись холодной испариной. Что ж, тело хоть и новое, да страхи в нем остались старые. Взглянув сквозь щель в полу,
Хорошо Эйвар был занят своим внешним видом. Приглаживал волосы, поправлял нагрудник и репетировал, как ему казалось, улыбку обольстителя. Не знаю какие требования к мужчинам у дам в этом мире, но от воина за милю несло лошадиным потом, навозом, и сеном. Я уже не говорю о прочих последствиях трехдневного пути верхом.
Подъёмник прошёл сквозь плотное молочное облако, замедляя движение. Поправил холщовый мешок, перекинутый через плечо, набитый доверху драгоценными шкурками. Приготовился ступить на твёрдую землю, отойти, наконец, подальше от отвесного края, но коварный лифт замер у длинного моста, парящего над пропастью. Он соединял подъемник с бурлящим жизнью городом.
Вау, сегодня мне особенно везёт. И мост вот оказался без поручня. Как по заказу.
Новая порция холодного пота оросила лицо, хотя тело и бросило в жар. Ненавижу высоту…
Металлическая заслонка, проскрежетав цепями, поднялась, предлагая ступить на не внушающий доверия мост. Эйвар, без капли страха и опасения, вышел первым и широким шагом направился к воротам города. Ему не терпелось оценить местных красавиц и выпить в одной популярной таверне. Три дня об этом жужжал.
Алариэль сделала несколько шажков и обернулась, лукаво улыбаясь:
— Он сейчас поедет вниз. Хочешь до ночи на нем кататься?
Признаться, этого мне бы хотелось меньше всего!
— Я просто залюбовался видами, — пробубнил, не желая признавать свою слабость. Не привык к этому.
Женщина довольно хмыкнула в ответ и развернулась ко мне спиной.
Подкинув мешок на плече, выдохнул. Чем быстрее сделаю шаг, тем быстрее окажусь на обратной стороне. Чтобы не глазеть по сторонам, решил сосредоточить своё внимание на фигуре ведуньи, быстро сокращавшей расстояние до стен города. На подходе к страже, она сильнее натянула глубокий капюшон своего плаща, скрывая под тенью лицо.
— Стоять! Кто такие и откуда путь держите? Разрешительная грамота имеется? — заученной фразой протараторил стражник, выбирая из корзины местной селянки самое красное яблоко.
— Пусть светлым будет твой день! Мы торговцы из северных земель, привезли диковинный товар на продажу, — ласково запела Алариэль, вежливо склонив голову.
— Умм? Что за товар? — он отвлёкся от хорошенькой девушки с плетёнкой, разрешая той войти в город.
— Шкуры скирисов, дружище. Выделанные самым опытным кожевником севера! Приходи на торговую площадь, уступлю по знакомству, — подмигнул Эйвар, позволяя заглянуть стражу в свой мешок.
— А грамота? — спохватился тот, купившись на обещанную скидку.
— И грамота, конечно, имеется, — звонко отозвалась Алариэль, вкладывая в мозолистую ладонь воина поблёскивающую монету, — все верно оформлено?
— Срок прибывания?
— Не больше пары дней.
— Но у вас указан день, — подкрутив усы, принялся торговаться стражник, жадно поблёскивая глазами-пуговками. Ведунья ловко вынула из мешочка ещё одну серебрушку и, покрутив ее между пальцами, всунула в полураскрытую ладонь стража:
— Может, взглянешь ещё раз?
— Проходите! — довольно пробасил он, ловко пряча монеты за пазуху. — Стой! Разрешение на проезд повозки есть?! — эхом раздалось за нашими спинами.
Миновав толстую белокаменную крепостную стену, мы оказались внутри гудящего улья. Люди спешили по своим делам, скрипели деревянные колёса повозок, тихо фырчали лошади. Широкая, мощённая улица, бравшая своё начало от крепостных ворот, уводила вдаль к виднеющемуся на ее конце замку. По обе стороны возвышались двухэтажные каменные домики с плоской черепичной крышей, первые этажи которых пестрели вывесками. Кожевники, портные, ювелиры, кузнецы и оружейники, торговцы различными безделушками и продовольствием. Таверны! Хозяева заведений, раскрыв настежь двери, приглашали взглянуть на свои товары или отведать местных блюд. Самые хитрые выставляли прилавки на улицу. У них-то и толпился любопытный народ. За просмотр ведь монет не берут.
Я заворожённо оглядывался по сторонам, радуясь и подмечая те детали, которым никогда бы не уделил должного внимания прежде. В двадцать первом веке мягкая перина и пуховая подушка, например, не вызывала столько восторга, как сейчас, после сна на промозглой земле. Шаветт не стал бы горячо желаемым, если бы не бритье заточенным кинжалом, а полу кальсоны покупкой номер один в списке необходимостей, если бы не отсутствие нательного белья и кожаные портки, натирающие во всех местах (особенно после езды верхом). Как много радостей было дома, и как мало я их ценил.
Стал прикидывать как бы приобрести парочку кальсон, но на себя мое внимание перетянул щелчок хлыста, со свистом рассекший воздух.
— Вставай!
Обернулся на звук и увидел нехитрый механизм, приводящий в движение подъемники. Два огромных колеса вращало по двенадцать истощённых мужчин. Осунувшиеся лица, исполосованные свежими и старыми ранами тощие спины с выступающими позвонками да рёбрами, волосы и бороды паклей спадающие до плеч. Из одежды засаленные штаны с потемневшими пятнами крови, туго затянутые на впалом животе обыкновенной верёвкой. Четыре надсмотрщика, один из которых яростно хлыстал, рухнувшего на землю мужчину.
Он не шевелился, но его спину продолжали хлестать, вынуждая встать и приняться за работу.
— Он умер, Хэнк! — попытался вразумить одичавшего напарника один из надсмотрщиков.
— Третий за два дня! Проклятые слабаки! — продолжал он озлобленно рассекать бедняге плоть. — Это вам урок! Чтобы знали, как умирать без дозволения!
Народ, на чьих глазах развернулась эта картина, притих. Замер, наблюдая, как подогнали мула с небольшой повозкой и закинули на неё бездыханное тело. Освободившееся место быстро занял новый «счастливчик», на фоне остальных выглядящий бодрым и свежим.