Размах крыльев
Шрифт:
Кучу времени потратила, плутая по дому. Несколько раз спрашивала у встречных горгулий, не видели ли они где ведьму. Ответ всегда был отрицательным.
Почти отчаявшись найти Василису, я вышла в сад. Вот тут меня и осенила мысль, где она может быть. Но как туда пройти, я понятия не имела. Но зато теперь я могла колдовать и перемещаться в пространстве. Недолго думая, опустилась на землю, прислонившись к шершавой стене и закрыла глаза. Жертвенный камень представила до мельчайших подробностей. Такое не забудет никто, кто хоть однажды там побывал. Клонировала себя уже почти автоматически
– Это что еще такое?! – услышала я грозный окрик и не сразу нашла в толпе оборванных ведьм Василису.
Та уже активно работала локтями, протискиваясь ко мне. Без разговоров ведьма больно схватила меня за руку и потащила в сторону.
– Ты чего себе позволяешь, девка? – зашипела она на меня, когда оттащила на приличное расстояние. – Чего во время ритуала суешься? Да еще и колдуешь?.. Об этом ведь всем кому ни попадя знать не положено. Хотя, чего уж там, теперь все видели, дурья твоя башка!
– А там?.. Кто?.. – указала я дрожащей рукой на камень. – Там?..
Хотела спросить «человек?», да язык не поворачивался. Только что я сидела на животе кого-то живого, крепко привязанного к жертвенному камню. Даже успела встретиться с ним глазами и прочитать в них такую затравленность, какой сроду не видывала. Мороз пошел по коже, и меня передернуло всем телом.
– А ты думала, мы тут в лапту поиграть собираемся?! – пуще прежнего напустилась на меня Василиса. – Чего приперлась, говори уже? Да, не смотри туда! – силой отвернула она мою голову от камня.
Делать нечего, мне пришлось выбирать. Или я думаю о том несчастном, или продолжаю делать все, чтобы спасти Федора. Торопливо изложила суть дела ведьме. Особо заострила внимание на низших демонах. Даже не дослушав до конца, Василиса перебила меня:
– Все ясно. Давай ка, мотай домой, а я все постараюсь выяснить. Ночью жди с вестями, раньше никак не получится.
Я было снова дернулась, чтобы взглянуть на камень, но и тут Василиса мне не разрешила.
– Глупая девка! Хочешь потерять сон? Не смотри туда… И не рви себе сердце, человек там негодный. Быстро исчезай, пока не выбесила меня окончательно!
Сидя в темной каморке, я пыталась разобраться в себе. Только что я едва не стала свидетелем расправы над человеком. Уверена, что Василиса вовремя прогнала меня. Так почему мня больше заботит судьба черта? Ведь он даже не человек! Живое существо, да, но ведь нечисть. Такая, которой детей пугают глупые родители, про кого сказки сочиняют, выставляя их хитрецами или дураками. А я даже сейчас, когда перед глазами стоит испуганное лицо того бедняги, не могу не думать о Федоре. И ночи буду ждать, глаз не сомкнув, пока не придет Василиса и не поделится новостями.
За то время, что нахожусь тут, Федор стал мне по-настоящему близким существом. Я до такой степени привыкла всем с ним делиться, плакаться ему в жилетку, что не могу уже без этого обходиться. А был ли среди моих знакомых, не считая родителей, конечно, такой человек? Не было. Как ни больно было в этом себе признаваться, но даже среди подруг у меня не было настолько близкой.
Домой возвращаться не хотелось. Стоило представить суровое лицо Лемеха, как вспоминалось клеймо, которое снова начинало побаливать. А про это мне думать совершенно не хотелось сейчас. Следовало восстановить утраченное душевное равновесие. Время близилось к вечеру, и день у меня выдался не самый легкий. Я бы даже сказала чересчур насыщенный.
Отойдя на приличное расстояние от дома, я присела на лавочку, ощущая разбитость во всем теле. Клеймо болело все сильнее. Понимала, что нужно возвращаться, да и Лемех, поди, ждет. Ужин опять же скоро, чувство голода тоже все явственнее напоминало о себе громким урчанием в животе. Но так не хотелось двигаться или о чем-то думать, словно я израсходовала всю энергию, выделенную мне на сегодня. Хотелось прилечь и отдохнуть, что я и сделала с удовольствием. Да и глаза держаться открытыми отказывались.
Мне снился Федор. Мы с ним были на уже ставшей нашей поляне. Там же находился и мой домик, который я тоже разрешила черту считать своими. Федор был таким веселым. Что-то рассказывал мне и смеялся, только вот слов разобрать я не могла, как не напрягала слух. Вообще его голоса не слышала, как и приблизиться к нему не получалось. Он звал меня, махал руками, а я словно к земле приросла, не в силах оторвать от нее ноги.
А потом загорелся мой домик. С ужасом смотрела, как языки огня лижут дерево, как поднимается он все выше… Запах гари проникал в ноздри, душил. Я силилась крикнуть Федору, что пожар можно потушить, нужно только найти воду. Но не получалось выдавить ни звука. Неужели он не видит пожара? Почему все так же весело пританцовывает на месте? И смеется пуще прежнего, будто издевается надо мной и моим горем. Ведь домик сейчас сгорит, и негде мне будет искать убежища!..
Как-то странно шипит огонь… Он же вроде должен потрескивать, а не шипеть, словно пламя понемногу заливают водой, но так чтобы оно не погасло, а горело дольше. Дразнят, подпитывают… Очень неприятный звук, рождающий смутные воспоминания, рисующий расплывчатые образы в голове.
Федор развернулся ко мне спиной и уходил все дальше. В попытке крикнуть я протяжно замычала, отчего и проснулась. Сколько проспала, понятия не имела, только уже здорово потемнело. Надо было спешить домой, потому как совсем скоро опустится ночь, а по ночам в саду опасно, предупреждение Федора я помнила отлично.
И тут я услышала его. Шипело не во сне, а наяву и совсем рядом. И гарью пахло на самом деле. Метрах в пяти от лавки сидела она – химера собственной персоной, в обличье зверя, а не красавицы. Никогда до этого не видела ничего более отвратительного. Приземистое существо на толстых лапах с головой львицы. Из спины выступала наполовину еще одна голова – козлиная с длинными рогами. Драконьи крылья стелились по земле и мелко подрагивали. А хвост, увенчанный головой змеи, извивался и подбирался все ближе к лавке. И конечно же, ее верные ехидны были тут как тут, облепили лавку, задрав свои женские головы с языками ящериц. Шипели они, а химера свистела, и свист становился все пронзительнее.