Размышления странника (сборник)
Шрифт:
Если конфуцианство родилось как протест против смутного времени, то даосизм можно считать реакцией на деспотию власти. Основатель этого учения Лаоцзы называет словом «дао» (буквально — «путь») естественный ход возникновения, развития и исчезновения всех вещей, а также поведение, соответствующее природе человека и законам Вселенной. Даосизм осуждает не только деспотический произвол, но и моральные заповеди. Это призыв сбросить оковы власти, бремя обычаев и традиций, вернуть народ к примитивной простоте и неведению.
Главными принципами поведения Лаоцзы называет естественность и недеяние. Для сильных мира сего это означает «управлять не управляя»,
Даосизм был в Китае как бы диссидентской идеологией. (Зачем постоянно напрягаться, пытаясь совершенствовать себя? Каждое существо должно оставаться таким, каким его создала природа.) Если конфуцианство служило моральным компасом верхов общества, то даосизм отражал мировоззрение низов и потому может считаться народной религией.
Культ нежелания
В отличие от конфуцианства и даосизма, буддизм родился не в Китае, а пришел из Индии. Там он возник как протест против кастовой системы. Символом буддийского вероучения служит «колесо жизни»: замкнутый круг причинно-следственных связей. Проще говоря, день сегодняшний есть следствие дня вчерашнего и причина дня завтрашнего. Проявляется это в перевоплощении душ. Если человек несчастлив, он расплачивается за грехи, совершенные в предыдущей жизни.
В основе учения Будды лежат четыре истины. Первая: жизнь полна страданий. Вторая: причиной их служат неосуществленные желания. Третье: чтобы избежать страданий, надо избавиться от желаний. Четвертая: дабы достичь этого, нужно пройти путь из восьми шагов. Нужно сделать праведными свои взгляды, представления, слова, поступки, быт и, наконец, стремления, мысли, волю. Тот, кто пройдет эти восемь шагов, достигнет просветления, или нирваны.
Итак, даосизм проповедует недеяние, а буддизм — нежелание. Это привело к их своеобразному сосуществованию на китайской почве. В древности не существовало четкой грани между религией, философией и наукой. Применительно к Китаю можно сказать, что «три великих учения» как раз и олицетворяют эти ветви духовной культуры. Буддизм — прежде всего религия. Даосизм — диалектическая философия. Конфуцианство — наука, именуемая этикой.
За одиннадцать лет жизни в Поднебесной я вновь и вновь убеждался, что китайский национальный характер — это река, в которой слились три истока. С конфуцианством связана склонность расставлять все по своим местам, вести себя по предписанным правилам, возвеличивать ученость.
Но в глубине души каждый китаец также и даос, считающий, что бессмысленно вмешиваться в естественный ход вещей, а лучше плыть по течению в лодке без весел.
Китайской натуре присуща и некая богобоязненность, связанная с буддийскими представлениями о том, что благие поступки будут вознаграждены, а за грехи придется расплачиваться.
Тайна перуанского плоскогорья
Потрепанный четырехместный самолетик туристской авиакомпании «Кондор» — этакий летающий «Запорожец» — стукнулся о грунт, дважды подпрыгнул и побежал по пыльной посадочной полосе. Я распахнул дверцу открытой кабины, осторожно поставил ногу на колесо шасси и ступил на буровато-серую землю.
Лист наждачной бумаги
Неужели все это было на самом деле? Неужели я только что летал над таинственным
За сорок минут полета я, признаться, натерпелся страху — мы поминутно проваливались в воздушные ямы. Самолетик, словно норовистая лошадь, пытался вытряхнуть нас из кабины. Я то и дело судорожно хватался за подлокотники.
Под нами раскинулось буровато-серое неровное пространство. Река Рио-Инхеньо и ее притоки, стекающие с Анд, кое-где оставили здесь свои извилистые следы. И вот среди этих морщин, оставленных временем на лице земли, я вдруг увидел идеально прямые линии, прочерченные от горизонта до горизонта. Они сходились, иногда пересекались. Как будто кто-то проводил урок геометрии на этой гигантской классной доске площадью 700 квадратных километров.
Иногда это были даже не линии, а полосы с расходящимися краями. Как будто темно-серая поверхность плато была просвечена лучом прожектора. Такими же светло-серыми на темно-сером фоне выглядели прямоугольные площадки. Было полное впечатление, что мы пролетали над современным аэродромом. А может быть, космодромом? Стоило подумать об этом, как загадочные геометрические фигуры на земле обретали какой-то смысл, какое-то объяснение.
— А теперь я вам покажу рисунки! — крикнул, повернувшись к нам, пилот. — Он положил самолет в вираж. Мы летели теперь, подняв одно крыло к небу, а другое круто накренив к земле. И тут ушедшая куда-то в пятки душа вдруг затрепетала от восторга.
Рядом с концом обращенного к земле крыла я отчетливо увидел слегка стилизованную, но вполне реалистическую фигуру кита. Описав концом крыла кольцо вокруг нее, летчик выровнял самолет и затем тут же завалил его в обратный вираж.
Теперь внизу была обезьяна. Она была стилизована значительно больше. На одной из ее верхних конечностей было пять пальцев, на другой — четыре. А гигантский хвост был закручен геометрически правильной спиралью. Затем был кондор с вытянутым вперед клювом, с распластанными крыльями и лапами и с широким хвостом. Была птичка колибри, нарисованная на плоской вершине холма. Был гигантский зловещий тарантул: четыре лапы вперед и четыре назад.
Загадочные изображения на плато Наска можно разделить на три категории. Во-первых, это линии, которые, словно по линейке, прочерчивают пампу из конца в конец. Они пересекают высохшие речные русла, взбираются по склонам холмов и снова спускаются с них. Ко второй категории изображений можно отнести различные геометрические фигуры. Это прямоугольники, трапеции, спирали. Это четырехугольные светлые площадки, прозванные «футбольными полями». Это длинные светлые ленты, боковые стороны которых расходятся под небольшим углом. Такие фигуры внешне очень напоминают взлетные полосы.
Наконец, третья категория — это рисунки. Отчетливее всего они видны в долине пересохшей реки Рио-Инхеньо. Примечательно, что создатели рисунков отдали явное предпочтение птицам. Их тут можно насчитать восемнадцать. Среди них хорошо знакомые жителям побережья кондор и зобатый морской ястреб. Но есть здесь и изображение колибри, которая водится лишь в тропических лесах по другую сторону Анд. Есть среди рисунков и существа явно фантастические. Такова птица с непомерно длинной шеей, которая извивается зигзагами, словно ползущая змея.