Разная магия
Шрифт:
Тут память мне подсовывает какую-то несуразицу, которую я недавно видел. Где? На руке? Вновь пытаюсь, не поворачивая головы, разглядеть собственную левую верхнюю конечность. Чуть косоглазие не зарабатываю, но, в итоге, вижу порез на запястье, окрашенный кровью, уже запекшейся, и только после этого как-то до меня доходит, что раны (а вторая такая же есть и на правой) еще и побаливают. Неприятно, но терпимо.
Удивляюсь собственному тугоумию. Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, и тут же понимаю, что двумя порезами дело
Вспоминаю слова Верлиозии о том, что магия последователей Боруя пахнет кровью. Любопытно, они мною кормятся? Или проводят опыты? Любопытно даже, что лучше? Но зато версия с любителем нетрадиционного секса престает быть основной, и то счастье.
Делать мне все равно пока нечего, и потому пытаюсь сосредоточиться на структуре опутывающих меня нитей, и, видимо, увлекаюсь процессом, потому что пропускаю появление рядом с собой какого-то субъекта в белой хламиде. Он аккуратно вытирает мои порезанные запястья мокрой губкой. Успеваю обрадоваться тому, что я его вижу — видимо, усилия мои не прошли даром, и теперь я могу поворачивать голову.
— Ты кто? — спрашиваю.
Субъект, невысокий, толстый, лысый, тихо бормочет себе под нос:
— Ты удостоен чести, Ларрен Кори Литеи, мне велено подготовить тебя для встречи с Боруем Серым.
Меня бросает в холодный пот. Все же, плохо, когда фантазия слишком богатая, особенно в том, что касается подготовки к встрече. Но спрашиваю я не об этом.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Кто не знает зятя Равного Солнцу? Разве что глупец, проводящий всю жизнь в пустыне и наслаждающийся обществом коз, — меланхолично отвечает собеседник.
— Ну, так отпустите меня!
— Не могу, дорогой, Боруй Серый велел тебя привести. Он велел тебя подготовить. Господин любит, чтобы все было чисто, ничего не мешало. Я подготовил, но братья хотели испробовать твою кровь, и вот теперь мне приходится готовить тебя снова.
Он произносит это с печалью в голосе. Впору посочувствовать. Ну, как же так! Пришли, суки, и попользовались, а он ведь так старался!
Насмешливо фыркаю. Услышав это, жрец поднимает на меня глаза багрового цвета, без белков и все так же тихо проговаривает:
— Я рад, что Вы сохранили бодрое расположение духа. Нашему господину это понравится.
После чего наклоняется, видимо, чтобы забрать емкость с водой, и уходит, не оборачиваясь.
Только было собираюсь погрузиться в грусть и отчаяние, как возле меня возникает новый персонаж — высокий, гораздо выше меня и очень худой субъект. У него вытянутое длинное лицо и такие впадины под скулами, что туда можно положить корский орех. Он стар, он очень стар, и он дракон. Не все человеческие маги способны опознать дракона. Я — могу. Слишком долго я, все же, общался с этими тварями. Я их на вкус узнаю, на цвет, на запах. По походке и по манере разговора. Иными словами, дракон — это дракон, меня не обманешь. Но первая мысль, знаете, какая?
Вот такая: ага, Вера, я же говорил тебе, что Боруй в этом мире?!
Вот такой вот краткий миг торжества.
Глядит на меня пристально, после чего брезгливо морщит нос и проговаривает:
— Ужасно! До чего опустилось нынешнее поколение! Да я такое и есть бы не стал. Куда смотрит твой отец, Верлиозия?
Что? Она тоже здесь? Когда? Как? Дракон уходит из моего поля видимости. Не понимаю, что происходит. Я… Я чувствую, она тоже здесь, и ей плохо.
Дульсинея
— Ну, вот мы и остались наедине, — радостно сообщила я Аркадию и двинулась на бой с кофеваркой.
— А нам нужно было уединиться? — озадачился он.
— А ты как думал, морда готская? — добродушно пробурчала я. — Считаешь, что я вот так вот просто позволю тебе ухлестывать за моей единственной внучкой, не выяснив, каковы твои истинные мотивы?
— Я за ней ухлестываю?
— Тебя мама не учила, что невежливо отвечать вопросом на вопрос?
— Дульсинея, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?
— Зачем тебе Катюха моя?
— Что значит зачем? Мы просто общаемся. У нас общие интересы.
— Да-да, оба такие магически озабоченные, что аж переночевать негде. Еще скажи, что она тебе вот ни чуточки не нравится!
— Она очень красивая. Наверняка дома ее кто-то ждет. Жених. Или муж.
— Ой, насмешил! Ну, ты ж весь такой глазастый, всех насквозь видишь, а Катьку не видишь? Врал бы да не завирался.
— Я стараюсь не смотреть.
— Почему? Не любопытно?
— Любопытно. Но мне не нужно знать. Я не хочу.
— Ну, прямо-таки сама деликатность, — проворчала я, протягивая ему кружку кофе, — угощайся. И вот скажи лучше старой бабушке, как ты к Катерине относишься? Только не пытайся врать, а то влуплю по тебе каким-нибудь нехорошим заклинанием и перекосит тебя так, что всю жизнь проходишь в позе танцующего египтянина.
— Я могу отказаться отвечать?
— Не можешь! — категорично отрезала я.
Аркадий задумчиво понюхал кофе, сделал глоток, бросил на меня внимательный взгляд и наверняка пришел к выводу, что так просто не отделается.
— Обещаешь, что не скажешь ей?
— Ой, какие мы стеснительные, — умилилась я, — хорошо, клянусь, что не скажу.
Здесь мир иначе устроен, и клятва моя — пустой звук, но я как женщина честная, планировала ее сдержать.
— Катя мне нравится. Даже более чем. Но если я останусь рядом, то все закончится не очень хорошо.
— Это как это?
— Меня не станет.
Аркадию в очередной раз удалось огорошить меня. Я-то думала, он тут всего лишь стесняется своих чувств и потому просит Катьке не рассказывать, а он оказывается вон чего — увидел нечто нехорошее, связанное с их будущим. Судя по всему — собственную смерть. Ну, я так и спросила: