Разница во времени
Шрифт:
Это был шок. Страх и радость, гордость и ужас, воодушевление и трепет, изумление и восторг. Вяжуще-кислый коктейль с яблочным привкусом из всех-всех-всех эмоций был круто смешан и взболтан. Он сносил крышу. Напрочь.
Пугало если не все, то многое. Начиная с того, что в данный конкретный момент Наташа была совершенно не готова к подвигу материнства. Ни морально, ни физически. Совершенно не так она предполагала забеременеть своим первенцем. А очень тщательно все подготовив — где-то за год до того бросить курить и выпивать, сдать все возможные анализы, выпить все необходимые витамины. Выйти замуж, наконец. В красивом белом платье, с маршем
Ребенок на данный момент совершенно не вписывался и в карьерные планы г-жи Ростовой. Именно сейчас, когда так «поперло», уйти в декрет? Таскаться с животом по переговорам, московским пробкам, прокуренным кабакам, работать сутками напролет у компьютера? Нет, ребенок и все ее грандиозные планы совершенно несовместимы.
И к тому же… Есть еще одно существенное «но». Что на все это скажет Макс? И как все это может сказаться на его треклятом пространственно-временном континууме?
— Будете сохранять беременность или прерывать? — выдернул г-жу Ростову из потока мыслей в реальность врач, протягивая бумаги с приколотым к ним черно-белым рисунком-результатом УЗИ.
На рисунке белой точкой был обозначен виновник паники — ребенок, которому не исполнилось еще и полутора месяцев с момента зачатья.
— Я не знаю, — растерялась от вопроса «в лоб» Наташа.
— Если надумаете прерывать, у нас есть очень хорошая медикаментозная методика. Очень низкий процент осложнений… — врач принялся рекламировать передовую методику прерывания беременности.
На прощанье он сунул Наташе в руку визитку медцентра и рекламный буклет, посвященный прогрессивному способу «планирования семьи». Теперь это так называется.
Наташа автоматически засунула визитку в карман плаща. Предстоял нелегкий разговор с Максом…
— Будем рожать! — безапелляционно заявил Макс, выслушав новости.
— Но как? — попыталась вернуть его к реальности г-жа Ростова.
— Я сказал.
— Так! Только без этих вот картинных замашек самца. Давай серьезно. Ты же должен понимать…
— Я все понимаю, — спокойно-просветленно ответил г-н Чусов.
— Ты понимаешь, что все те игры с континуумом, которые мы вели раньше, были куда более безобидны, чем рождение ребенка. В конце концов, они все были обратимы. Если бы там действительно началась какая-то бодяга, какая-то реальная угроза появилась, что континуум искривится, что исчезнут твои товарищи, то, если мы оставляем ребенка, — это уже необратимо? Если мы сейчас решимся, то позже уже нельзя будет все повернуть назад, как это возможно и с моим агентством, и с твоим пока что не созданным издательством?
— Прекрасно понимаю, — кивнул Макс.
— Ты понимаешь, что в результате может получиться так, что можешь исчезнуть ты?!
— Да, Наташ. Да и еще раз да. Но… весь я не умру… Кажется так писал классик?
— Ну что за шуточки? Я серьезно говорю!
— И я серьезно. Ты была права: невозможно бесконечно оберегать жизнь от жизни. Ребенок — это жизнь. Это новая жизнь. И оберегать от нее какой-то порядок событий я не собираюсь. В конце концов, что такое континуум? Всего лишь порядок событий. Пусть все изменится. Значит, так надо. Я к этому готов.
— А я готова? Ты меня спросил? Я вот готова остаться без тебя? — продолжала сопротивляться г-жа Ростова, в душе которой боролись любовь и любовь.
— Тебе не кажется, что будет несправедливо, если двое зрелых, сильных людей убьют того, кто еще совсем-совсем маленький и совершенно не может себя защитить? И сделают это лишь ради собственного комфорта?
— Ну что за популизм, Мась? Не надо меня «лечить», изображать меня в виде какой-то злодейки бездушной.
— Боже упаси! — обнял г-н Чусов г-жу Ростову. — Не бойся! Все будет хорошо. Я с тобой. И скоро нас будет трое. Я, ты и наш сын.
— Щаз! — отстранилась Наташа. — Дочь!
— Поживем — увидим, — уклончиво ответил Макс.
Дальше все закрутилось вокруг Того, Кого Еще Не Было. Уже через пару недель Наташе пришлось лечь на сохранение, Максику — забросить свою идею с издательством и целиком впрячься в бизнес г-жи Ростовой. Вместо нее он писал, встречался и договаривался. И, надо отметить, у него довольно сносно получалось. Обнадеженные заинтересованностью Макса непризнанные поэты роились вокруг него, писали рекламные слоганы и, кажется, до бесконечности готовы были ждать, когда же он снова вернется к созданию поэтического издательства.
Периодически на г-жу Ростову нападала паника. То она боялась, что не родит. Или умрет при родах. Или родит урода. Или ребенок исчезнет у нее из живота. И тогда она могла целую ночь напролет бродить по квартире, нервируя и доводя до исступления Макса. Наташа тревожно прислушивалась к ощущениям внутри себя: на месте ли ее дочка? То она снова принималась переживать за Макса и оплакивать его, сидящего с нею рядом на диване. То вдруг начинала до истерики жалеть свою «загубленную ребенком» карьеру.
Но бывали и другие дни. Когда все происходящее воспринималось таким естественным, невообразимо нормальным и славным, что хотелось петь. И все вчерашние страхи казались такими же нелепыми, как выросшей девочке кажутся смешными и несуразными бабушкины сказки про Бабу-Ягу или Домового.
Максик, несмотря на свои широкие полномочия в агентстве, по-прежнему числился курьером, что давало остальным сотрудникам бесконечную почву для шуток, вроде: «Как в объявлении написать? Требуется курьер для курьера в рекламное агентство?» Но то было не недоразумение. То была военная хитрость и железная «откорячка» от претензий членов комиссии по охране пространственно-временного континуума. Они, устраивавшие периодические проверки, оставались вполне удовлетворены и Масечкиной должностью, и окладом, и его ролью в современном историческом процессе. Посещая (для успокоения иновременной общественности) «НИИЧАВО», «Квартиру» и «Свои люди», Макс по-прежнему заказывал самое дешевое пиво и чипсы, одевал самые рваные кроссовки и самый протертый на локтях пиджак. Столкнуться же со своими современниками на работе он не мог: все они убежали с менеджерских должностей, как тараканы из-под струи дихлофоса. И потому г-н Чусов чувствовал себя довольно свободно и уверенно. И вообще, в последнее время в нем появились какие-то совершенно не свойственные ему ранее апломб и бесстрашие.
Когда живот стал заметен невооруженным глазом, на всякий случай, дабы неожиданно не столкнуться в большой деревне под названием Москва с кем-либо из старых знакомцев из будущего, г-жа Ростова перестала совершать поездки в центр, обедать в популярных кафе и категорически избегала района Белорусского вокзала. Проще говоря, она почти безвылазно сидела дома. И вылезала из становившейся ее стараниями все более уютной норки только на обязательные прогулки на свежем воздухе.
Словом, Наташа делала все, чтобы ее беременность осталась тайной.