Разночинец
Шрифт:
А на кармане у меня лежало только 13 рублей с мелочью. Это то, что нам выдали перед отправкой на этап.
Мужик недоверчивым взглядом окинул меня и сплюнул в сердцах.
Глафира взяла нам неприметные штаны и по кожушку сверху, а также рубахи и исподнее. Да ещё осталась мелочь, на которую я махнул рукой. Пришлось выдать ей трояк на пропитание. Я не вполне ориентируюсь в местных ценах, но думаю выданного ранее полтинника даже на курицу не хватило бы.
Размеры в общем подошли, учитывая, что одежду тут носят свободную. Так что мы смогли выйти и прогуляться по
Планировка поселения не изменилась. Одна главная улица, которая в моё время звалась Федосеева, проходила вдоль всего городка. Ещё одна поменее жалась к реке. Ну и к этим улочкам примыкали поменьше. Но именно на главной улице стояли каменные дома известных купцов и администрации. Ну как же, купеческие сибирские фамилии Купцовых, Большедворских, Соловьёвых, Шульгиных, Черепановых выделялись среди прочих богатой резьбой по фасадам, украшениями в виде башенок. Настоящий барские хоромы.
На особицу стояли каменные здания земского собрания, полицейского хозяйства во главе с исправником, контора уездного судьи. Различные присутствия меня мало интересовали, а вот пара универсальных магазинов на главной улице очень даже.
Я подобные лавки только в кино видел. Двухэтажное здание, второй этаж явно жилой. Внизу в общем зале – непередаваемый духан. Здесь благоухали подвешенные окорока оленины и свинины. В мешках стояли различные крупы. Чай, кофе, пряники сомнительной свежести, жёлтые головки сахара. В мешочках специи, бруски мыла. Бутыли с маслом и водкой. Причём последняя меня особо заинтересовала. По цене водки всегда определяли благосостояние народа. Была дешёвая, на глаз литровая бутылка стоила всего 6 копеек. А вот за другую просили пятиалтынный, я понимаю, что разница в качестве. Приказчик сказал, что последняя двойной очистки, для понимающих.
Отдельно стояла мануфактура и скобяные изделия. Одежда, и даже шкурки-меха. Приказчик просветил по поводу стоимости товара.
Пуд сала пять рублей, масла – четыре, сахар – семь с полтиной. Десяток яиц 6 копеек. Из живности на рубль можно взять трёх поросят, четырёх гусей или четыре килограмма мыла. По крайней мере я получил представление в грубом приближении о ценах. Сразу наши денежные запасы перестали мне казаться богатствами царя Мидаса.
Я не стал пока ничего покупать, взял обоим по головному убору. Ефиму картуз, себе суконную фуражку.
Цирюльника здесь как такового нет. Его роль исполнял владелец единственной в городке кондитории. Немолодой мужчина подстриг нас громадными ножницами и даже побрил. Ефим только подравнял бородку, а я с удовольствием погладил гладкий подбородок. В маленькое зеркальце на меня смотрит молодой человек. Тёмно-серые глаза, лёгкие скулы, немного впавшие глаза. Я вообще сам себе всегда в зеркало нравился, красавчик хоть куда. В целом впечатление положительное, вот только желательно бы откормить. В последнее время я сильно похудел.
Назад шли совсем другие люди, и даже важно прогуливавшийся по улочке городовой вежливо кивнул. Дородный мужчина в чёрной суконной шинели с револьвером на боку и шашкой на кожаной портупее. Нас он окинул безразличным взглядом. Зато ватажников, направлявшихся
Пока идём, я вглядываюсь в лица людей. Большинство жителей из старообрядческой общины. Есть буряты, но они живут за горами, наведываются за покупками. А так хватает бывших ссыльных, которые отпахали свой срок и остались здесь навсегда. Нам бы с Ефимом отсидеть здесь зиму. Мне нужна практика в письме. Уверен, что за зиму бы подтянулся бы. Не так трудно понять эти дурацкие яти, фиты и ижицы. Мне бы незаметно так отсидеться, а там, глядишь, и подадимся в более приветливые края. Может в столицу нагрянем. Интересно же, как там царь-батюшка без нас поживает?
Глава 10
Но случилось то, чего я больше всего опасался. Ефим, напился. А чего еще можно было ожидать? Простой русский мужик, после долгих скитаний по тайге, переживший множество лишений, обрел шальные деньги и, естественно, сдетонировал, как динамит после долгого хранения во влажных условиях. Он дал самый широкий выход потаенным свойствам своей мятущейся натуры. Он не только напился до беспамятства, но и жестоко подрался. Судя по разгрому, учиненному в местном кабаке и телам, что лежали без сознания, битва была знатная.
Все как раз случилось в аккурат после моего променада по улице Верхоленска и посещения местного парикмахера. Я шел, возвращаясь в гостеприимный дом Агафьи, в хорошем настроении, размышлял, строил планы, как вдруг заметил суету на улице. Тут же раздались невнятные крики, как раз напротив трактира. Я чуть взял в сторону, чтобы обойти его, но то, что случилось дальше, заставило меня застыть прямо посреди улицы, в грязи и конском навозе. Дверь кабака с грохотом вылетела из петель на улицу, а из проема, в окровавленной и рванной в клочья рубахе вывалился Ефим, с совершенно диким выражением на лице. Он выволок за собой какого-то дюжего мужика и с размаху влепил ему кулачищем в лицо. Тот брызнул в стороны парочкой выбитых зубов, кубарем скатился с крыльца и затих, лежа ничком. Но из кабака выбежало еще двое, они повисли на Ефиме, словно на Голиафе. Он стряхнул их одним могучим движением.
— А ну, балябы поскудные, разойдись! Ефимкина душа нонче гуляет! – крикнул он.
Одного он тут же угостил кулаком, и тот без промедления сразу ушел в компанию к товарищу, лежащему под крыльцом. Ефим размахнулся, чтобы отоварить другого, но увидел меня, растерянного, стоящего посреди улицы. Он сразу сник, как-то скукожился, покорно опустил голову, но потом вскинул ее и полным страдания голосом завопил:
— Прости, барин! Прости, Семен Семенович, сердешный, не суди Ефимку! И не поминай лихом вертопраха Ефимку! Э-э-э-э-х-х-х…