Разносчик порнографии
Шрифт:
На втором плане
Как жить в мире, с которым ты совсем не согласен?.. Идти против течения? Или затаиться за кулисами и наблюдать оттуда? Но даже спрятавшись, я не стану довольным, ни единым днём своей жизни, ни единым сказанным словом. Уродство во мне, уродство вокруг. Самоотрицание. Тяга к самоуничтожению растёт медленно. И в то же время – существует надежда, она тоже прячется за кулисами, наблюдает, ждёт, что в одно прекрасное мгновение всё изменится, можно выйти из тени и показаться…
А кто-то идёт напролом. Это их выбор. Правильный
В этой забегаловке подавали хорошее пиво. В последнее время я не пил водку, шалило сердце. А вот с почками, видимо, было всё зашибись, и я мог позволить себе пять-шесть кружек пива после работы.
Возвращаясь домой, я намеренно делал крюк, чтобы зайти в эту забегаловку.
Резя курил на улице. В последнее время внутри забегаловки курить запрещали.
Я подошёл, поздоровался. У Рези слезились глаза.
– Как дела?
Резя засмеялся. Он постоянно смеялся. Одних бодун озлобляет. Резю бодун веселил.
– Нормально, Витёк. Кошкин с женой поругался. Пошёл за водкой, – и вытер слёзы ладонью. Он забыл, видимо, носовой платок.
В забегаловке лили пиво. Водки не было. Но при определённых обстоятельствах, купив барменше шоколад, можно было раздавить бутылочку водки под пиво.
– С Олей, что ли? Она жена? Я думал – сожительница.
Кошкина я видел однажды с этой женщиной в забегаловке. Мы пили пиво вместе. У неё пахло изо рта парным молоком. Но всё равно было неприятно.
– Жена. Поругались. Сам знаешь, он водку пьёт только когда с ней ругается. А она уже заходила сюда, пока его нет. Выпила пива, ушла.
– За ним приходила?
– Наверно.
Мы побросали окурки в урну, культурные. Зашли в забегаловку. Курить на улице, когда идёт снег, да ещё и ветер – малоприятно, но лично я, курильщик со стажем, всегда предпочитал не накуренные помещения.
Взяли пива. Рижского. Местная пивоварня сварила новое пиво. Надо было попробовать.
Пришёл Кошкин. Подсел к нам.
Барменша, Аня, подошла, сказала:
– Только аккуратно!
Кошкин отдал ей шоколадку и апельсин.
– Анечка, всё будет в норме.
– А Машка, официантка? Она с головой не дружит. Ментов однажды вызвала за распитие крепких напитков… – пить водку я не собирался, но решил уточнить.
– Меньше светитесь.
Аня была своей в доску! Хорошая женщина.
Кошкин налил водки себе и Резе в пластиковые стаканчики. Я с ними чокнулся пивной кружкой.
В последний раз я видел Кошкина без бороды. Сегодня он поменял имидж. Короткая, седая борода делала его похожим на участника бандформирования. Круглое лицо дополняло это впечатление. Приземистый, широкоплечий, с небольшим животиком – Кошкин, как я был наслышан, имел невиданную силу. Ещё бы! Я понимал это, когда здоровался с ним: моя рука утопала в его ладони, рукопожатие у него было чувствительным даже для меня.
И в то же время он обладал неким обаянием: мог поддержать любой разговор, любил животных. В прошлый раз он рассказывал про свою собаку, Дуську, которую нашёл в камышах, на речке. Сегодня говорил о кошках. Одна из самых любимых у него была Муська. Подобрал он её зимой,
Вскоре из котёнка выросла красивая белая кошка, говорил он, которая гуляла только с одним соседским котом, тоже белым. И всегда приводила белых котят. Но не это самое интересное, пояснил. Муська была преданной. Она, как собака, могла сопровождать меня по городу. В те времена существовал бар «Ночь». Я всегда туда ходил. И она со мной. Ждала до последнего. После – провожала домой. Однажды с семьёй я поехал на кладбище. Взял и Муську с собой. По пьяной лавочке про Муську все забыли, оставили её там… Через пять дней она вернулась!..
В прошлом году пропала вместе с белым котом: и его не стало видно. Наверно, исчезли вместе.
Резя слушал и всё смеялся. Слёзы так и текли из его глаз. Когда Кошкин замолчал, заговорил Резя.
Он рассказывал про свою вторую бывшую жену. Эта женщина, говорил Резя, потирая глаза пальцем правой руки, мне весь мозг вынесла. Ревнивая была. На заводе я работал, инженером и, бывало, часто мотался в командировки. По возвращению домой она изводилась необоснованной ревностью. Будто я ебался на стороне. Да!.. Я ебался, но домой возвращался. Женщины… у них логика отсутствует! Как может мужик не поебаться, если предоставляется такая возможность?..
Я смотрел на Резю и думал про себя: неужели у него и в правду выходило поебаться? Щуплый, худой, сутулый, вечно смеющийся без причины – мне казалось, он врал. Правда, в подробности не вдавался, с кем и как. Чем внушал уважение.
Машка принесла третью кружку пива. Резя и Кошкин почти прикончили семисотграммовую бутылку водки. Пили они быстро. Запивали пивом. И вот здесь запалились. Машка подняла шум.
Слабослышащая, она разговаривала громко. Резя повторял:
– Маша, не кричи! Маша, не кричи! – и смеялся, вытирая глаза от слёз.
Подошла Аня, увела Машу.
– Я же просила, – сказала она, – аккуратно!
Когда они ушли, я спросил у Кошкина:
– А ты Игоря Вовк знал?
Он задумался.
– Знакомое имя… Кличка у него не Макс?
– Макс. Сосед. Был соседом. Живёт теперь в соседнем доме, квартиру купил. Рефом работает в рефрижераторном депо, в поездках по полгода.
И тут Кошкин изменился в лице. Я сидел напротив него. Он перегнулся через столик, сказал:
– Увидишь Макса, можешь так ему сказать: «Чёрт, привет от Кошкина!», – и засмеялся громко, подражая как бы Резе, вызвав тем самым бурную реакцию у Машки: – Я вызову полицию!..