Разновидности зла
Шрифт:
Араб встал в исходную, удерживая Беса, и посмотрел на часы. Пора…
Несмотря на то что они не раз проходили это на тренировках, рывок был неожиданным и просто немыслимой силы. Идущий на небольшой высоте самолет, ориентируясь по специальному маяку, поднятому в воздух воздушным шаром — спасателем, захватил трос в специальный захват, называемый «воздушный крюк». В считаные доли секунды Араб и Бес разогнались с нуля примерно до двухсот пятидесяти километров в час, такое не испытаешь ни на одном спорткаре. Это было как на подвешенной над ущельем тарзанке, только наоборот. Чудовищная перегрузка, лишь немного смягченная входящим в состав прицепной системы упругим элементом, на несколько секунд погасила сознание Араба, когда он пришел в себя, то вокруг не было ничего, кроме ревущего, бьющего со всех сторон ветра. Их безумный полет за самолетом продолжался чуть больше минуты,
22
«Летучая мышь-2» — спасательный и ударный самолет спецназа. Четырехдвигательный, в отличие от первой «Летучей мыши», примерно соответствует «АН-70», оснащение как у MV-130, только еще вдобавок на нем установлен радар для наземного обзора и наведения на цель, две подвески ракет «Штурм» и шестиствольная 30-мм пушка. Этакий «мини-ганшип», способный выполнять самые разнообразные миссии по заброске, эвакуации, поддержке бойцов спецназа, разведке, патрулированию местности, координации действий наземных сил и многие другие.
Сразу несколько человек начали освобождать их от подвесной системы, раскрывать замки. Кто-то поднял его, оттащил в сторону и куда-то посадил.
— Как вы, господин полковник? Выпьете?
Это оказалась даже не водка — разбавленный градусов до шестидесяти, пахнущий резиной спирт, которого у авиаторов всегда в достатке. Араб хлебнул, не подумав, и его чуть не вывернуло наизнанку. Часть спирта все же проскочила в горло, он закашлялся…
— Черт… Бесу… помогите. Ранен…
— Им уже занимаются, господин полковник. Мы возвращаемся. Идем на Баграм. Вам что-нибудь нужно?
— Черт… нет…
Его оставили в покое, и он так и остался сидеть у огромного морского типа бункера, из которого питалась шестиствольная пушка, главный и единственный калибр самолета. Перед глазами плыли круги, тошнило — от спирта, от перегрузки, от всего. Но он знал, что это не более чем отходняк, надо просто посидеть, и все пройдет. Перед посадкой его побеспокоят, скажут, где сесть и как пристегнуться…
Май 2016 года
Северный Кавказ. Чечня. Волчье логово
Северный Кавказ…
Километры и километры гор, быстрые, горные реки, потайные тропы. Схроны с оружием. Спокойно здесь не было никогда, особенно в Чечне. Разбои, грабежи, налеты. Окончательно Чечню замирили в семидесятых, но спокойствия тут прибавилось лишь немного. Какие-то тейпы служили Белому Царю, какие-то работали, какие-то разбойничали…
— Ас саламу алейкум!
Небольшой строй пацанов в камуфляжной форме стоит на плацу объекта, известного как Волчье логово. Всем им по четырнадцать лет, все — чеченцы. Суровые, светлокожие, более светлые, чем у русских сверстников, лица, кое у кого уже пробиваются усы и борода. Камуфляж, принятый в русской армии, но у каждого на поясе серебрится родовой кинжал. Все — крепкие, с тонкой, утянутой ремнем до предела талией, короткие, но не такие, как в русской армии, стрижки. Почти все черноволосые, трое рыжих, но светловолосых ни одного. На казарме — совершенный сюр: слева портрет Его Величества Императора Николая в форме Дикой дивизии, справа — портрет имама Шамиля, долгие годы воевавшего с Россией. Кстати, сын имама Шамиля стал полковником русской армии.
— Ва алейкум ас салам! — как один, выдыхает строй.
Начальник центра перед строем стоит один, в одиночку. Носатый, с короткой, черной с проседью бородой, крепкий. На камуфляже — нашитые нитками полевые знаки различия бригадного генерала, под погоном — красиво сложенный черный берет с серебристой эмблемой — череп и кости. Командование специальных операций…
Инструктор говорит негромко, но внушительно. Пацаны слушают, затаив дыхание.
— Значит, так, джигиты. К нам приезжают казаки. Как и в прошлом году, как и в позапрошлом году, ва-а-а-а… х. Вас четырнадцать — и их четырнадцать. Они снова вызвали нас на состязание и говорят, что победят. Я в это не верю. Я не верю, что какой-то казак может хоть в чем-то победить нохчу. Верно я говорю?
— Так точно!
— Вас всего четырнадцать, но вы лучшие из лучших. Вы мужчины, и такими же мужчинами были ваши отцы и деды. Вы произошли из лучших родов и уважаемых
— Аллах с нами!!!
— Отныне вы освобождены от всех дежурств, всех нарядов. Вас не касается ни подъем, ни отбой. Все, чем вы занимаетесь — стрельба, джигитовка, походы по горам и пересеченной местности, рукопашный бой. Перерыв только на сон и принятие пищи. Если кто-то не может больше, тот подойдет и скажет мне об этом.
Молодые джигиты сурово молчат. Все знают, что правило такое есть, но кто подойдет к колоколу, тот станет позором всего тейпа.
— Разойтись. Через двадцать минут собраться здесь же. Автомат, пять боекомплектов. До второго стрельбища пойдем пешком, спускаться будем тоже пешком. Транспорт — больше не для вас. Вопросы?
Строй молчит.
— Разошлись!
— Петров…
Высокий, не в отца, а в дядю, молодой казачина сделал вид, что не слышал за надсадным ревом двигателя.
— Мишка! Дылда!
Казак мгновенно вскинулся, одним кистевым движением руки бросил в шутника монету, которую перебирал между пальцев. Не в лицо.
— Черт… совсем сбрендил…
— Это он после Маньки такой… взрывной.
— То-то он с ней на танцульцах-то обжимался…
— Мишк, а Мишк! Раз обгулял, то и женись! А в приданое долю в элеваторе проси! Нехай не обеднеют!
Это было уже слишком — Дылда хотел «прислать» шутнику по морде, но не успел: вмешался их инструктор, ехавший в том же самом кузове:
— Цыц! Взгакались, как бабы! Христиан!
— Я, господин полковник! — вскинулся белобрысый, совсем похожий на русского казачонок, который отпускал такие рискованные шутки.
— Завидуй молча. Не слышу!
— Есть…
Казачата захихикали, пряча смешки в кулак.
Они уже проехали Грозный — последний форпост цивилизации в этом районе, город, где относительно мирно уживались чеченцы и русские. Машина шла дальше в горы, по Дикой территории, на которую русским соваться не стоило. Да и вообще посторонним людям соваться не стоило. Вряд ли убьют, но и рисковать не стоит. Когда замирялись, с тейпами был заключен своеобразный пакт о разделении полномочий. Старейшины всех тейпов поклялись на верность Его Величеству и обещали давать людей в армию, пресекать набеги из горной Чечни, признать наличие казачьих застав и таможенных постов на границе и выдавать преступников, коли такие будут на их территории. В ответ — Престол обязался не лезть без нужды в их дела, обеспечить всем чеченским детям бесплатное образование с обязательным курсом родного, чеченского языка, а также делиться с тейпами доходами от добываемых на территории Чечни полезных ископаемых. Прежде всего — от нефти, которой было немного, но она была легкой, высшего сорта. Еще чеченцы занимались сельским хозяйством, выращивая дефицитную баранину, поставляли дорогие сорта древесины — на равнине, у Грозного, были расположены фабрики, там делались дорогая мебель и заказные, дорогие оружейные ложи из чеченского ореха. Поскольку рождаемость в горной Чечне была высокой, значительная часть молодых людей спускалась с гор в поисках работы, но чаще уходила в армию. В горах было несколько учебных центров, где преподавали чеченцы, эти центры отправляли в армию не отдельных бойцов, а подготовленные отделения, роты, батальоны, спаянные дружбой и круговой порукой. Чеченцы не любили русских, но очень сурово относились к клятвоотступникам, какая бы клятва ни была предана. Считалось, что кто предал один раз, тот предаст и второй. Потому чеченцы служили в основном на Востоке, и служили так, что порой достаточно было появления чеченского батальона в каком-то месте, чтобы бандитская активность там прекратилась.
Казаки и чеченцы питали друг к другу лютую ненависть. Иногда находили застреленных и с той и с другой стороны, молодежь дралась. Это были особенные драки: если на том же Дону дрались для забавы, если в русских компаниях было принято драться до первой крови, то тут часто дрались до первого трупа. И в том и в другом случае — старейшины чеченцев и казачьи круги вели между собой переговоры, приходили к какому-то соглашению, но хватало его ненадолго.
Одним из наиболее цивилизованных способов выяснения отношений было массовое посещение одной стороной праздников другой стороны и спортивные единоборства. Казаки приходили на чеченские праздники, чеченцы — на русские. И там и там непременно следовало приглашение посостязаться, хоть в чем, хоть в джигитовке, хоть в футболе. Состязания также часто заканчивались обвинением в жульничестве и драками.