Разоренное гнездо
Шрифт:
Когда у нас появилась Аля, мы с Борькой учились на третьем курсе, а новенькая была для меня просто девушкой из группы, пока я не подошел к ней поближе и не пригляделся повнимательнее, в результате чего меня как будто шарахнуло молнией. Аля не пользовалась большим успехом у парней, но то, что отпугивало в ней других, меня неожиданно взбудоражило и даже потрясло. В целом в ней не было ничего такого уж необычного: высокая, тоненькая, гибкая девушка, с длинными темно-русыми волосами, которые она обычно забирала либо в хвостик, либо в стильный рок-н-ролльный пучок. Лицо у нее было правильное, пропорциональное, четкое. И лишь подойдя к ней совсем близко не во время танца, а на перекуре, я понял, что в ней особенного: разные глаза. Редкая генетическая особенность, которая называется гетерохромией. Я думал, что разные глаза бывают только у породистых белых
До следующей тренировки я еле дожил и, едва переодевшись, снова стал всматриваться в девушку. И опять мне казалось, что на меня смотрят два разных человека. Конечно, это был всего лишь мираж… С этого второго взгляда я заметил, что Аля необыкновенно хороша, но красота ее не просто тихая и неброская, а скорее затаенная, открывающаяся далеко не каждому любопытствующему, а только тому, кто окажется ее достоин. Короче говоря, мы с ней подружились. Сначала просто гуляли и болтали, потом наши прогулки стали заканчиваться в ее съемной квартирке, где мы бесновались, ели, пили… Любовью мы занимались всякий раз по-разному, в зависимости от настроения Али. Она бывала маленькой доверчивой девочкой, которая разрешает мне себя приласкать. Но могла вдруг внезапно напрячься, выгнуться, как это делает кошка, которая игнорирует все, что не касается исполнения ее желаний. Руки вверх – ноги напряжены… Мне оставалось только схватить ее натянутое как струна тело, завладеть им. И она подчинялась. Охотно, страстно.
Где училась Аля, я и понятия не имел. Она жила в сталинском доме в центре города, и ее квартира была битком забита книгами об искусстве, в центре единственной комнаты стоял мольберт, а вокруг всегда валялись разбросанные графические рисунки. На некоторых я узнавал себя, хотя в Алином изображении я выглядел куда более красивым, чем в жизни, как мне казалось. Я пытался ее о чем-то спрашивать, но это не имело смысла – она не отвечала, иногда тихонько смеялась, порой удивительно чистенько напевала что-нибудь из «битлов». Аля была страстной битломанкой, и среди ее рисунков имелось много портретов Леннона и Маккартни, выполненных в ее особой манере. Я бы не мог описать этот стиль, но он был оригинальным, а хорошим или плохим с профессиональной точки зрения, судить не мне. Я ничего о ней не знал, но в период нашей близости мне казалось это не важным. Вернее, не так. Я думал, что Аля – как тонкая и одухотворенная девушка – придумывает себе некую тайну, чтобы придать дополнительной загадочности своему образу. Если я начинал настаивать, она неизменно отвечала вопросом на вопрос: «А какая тебе разница?» Или так: «Ты что – будешь по-другому меня любить, если узнаешь обо мне больше?» В общем, Аля напускала таинственность, и я со временем перестал этому сопротивляться. Зачем? Все равно любая девушка хочет замуж – такой ее создал бог, – а значит, загадка рано или поздно будет разгадана. И с ее чудинками бороться не надо, она такая, какая есть, лучше не рассеивать туманность, которая ее окружает, если ей так уютно в ней живется. Рано или поздно она все равно раскроется. Я предполагал, что при этом она утратит часть своей таинственной прелести, но зато приобретет другую – прочно и уже бесповоротно войдет в мою жизнь.
Как-то вечером мы с ней сидели у нее в квартире за бутылочкой красного сухого. Аля экономно наливала вино, но я знал, что в моем рюкзаке еще одна бутылка, и для нее это будет приятным сюрпризом. В окна яростно стучал дождь, порывы ветра были такими сильными, что мы как завороженные прильнули к стеклам и стали смотреть, как ведет себя стихия. А она, надо сказать, разгулялась вовсю: гнула деревья, швыряла в подоконник пригоршни града, заставляла бегущих в поисках убежища людей гнуться в три погибели. Казалось бы, смотри себе на все это буйство из окна уютной квартиры и радуйся! У нас имелись белый хлеб, куриные котлеты из кулинарии, красное вино, удобная кроватка – что еще надо? Но Аля вдруг погрустнела.
– А что дальше? – спросила она меня вдруг.
– Что ты имеешь в виду? – не понял я.
– Что будет с нами дальше? – Аля задумчиво смотрела на буйство стихии.
– Не
– Ты прав, не хочу, просто в какой-то момент мелькнуло…
Тогда мне показалось, что она плачет. Но нет, я ошибся, она спокойно спросила меня:
– И ты всегда хотел бы жить здесь?
– В смысле?
– Ну, в этой стране?
– В другую пока не приглашали, – усмехнувшись, ответил я, – давай выпьем вина, а то я не пойму, о чем у нас разговор.
– Да нет у нас разговора, – сказала Аля, – это я просто скулю на плохую погоду.
В тот вечер она меня любила как-то по-особенному, но я не задумывался об этом – ведь я считал, что в нашей жизни будет еще очень много таких вот сладких ночей, поцелуев, прикосновений. Много всего.
Оказалось, что это не так. Когда я вечером вернулся к Але, ее не было, дверь никто не открыл. Я не стал ломиться, нет так нет. Пусть девушка подумает о чем-то своем. На следующий день я не пошел к ней специально, из гордости, но на третий не выдержал, а ее опять не было. Опрос соседки, вопреки моим прогнозам, оказался полезным: она сказала, что Аля заплатила за последний месяц и вроде как съехала совсем. Я побежал в наш рок-н-ролльный клуб, но и тренер не знал, когда придет Аля и появится ли она вообще. Попытка установить ее личность в художественном колледже тоже ничего не дала. Я сунулся в институт искусств, но результат был тот же. Я не знал об Але ничего, даже ее полного имени! Что такое Аля? Алевтина? Альбина? Алла? Алия? Только тогда я понял, как мало знаю о своей подруге. Квартирная хозяйка ушла в минус, все знакомые туда же. Я стал пытать нашего тренера, но и он об Але ничего не знал. То есть вообще ничего. Я был в панике, напускная таинственность раньше меня не пугала, я думал, что все объясняется просто: ей приятно «дышать духами и туманами» и оставаться для меня таинственной незнакомкой, которую не так-то просто разгадать. Я и заподозрить не мог, что у нее есть какой-то план. Какой? Почему она исчезла так внезапно? Почему не объяснилась со мной?
Только через несколько дней после исчезновения Али я понял, что со мной происходит. Пока мы были вместе, я не задавался вопросом: влюблен ли я? Я вообще не думал ни о чем таком глобальном. Просто присутствовала в моей жизни девушка, мы с ней проводили много времени, она была какой-то необыкновенной, неземной… Вот на этой мысли я неизбежно спотыкался. Необыкновенной? Да пусть кто-нибудь где-нибудь найдет девушку с такими глазами, и тогда я поверю, что подобные ей где-то существуют! Пока Аля была рядом, я не осознавал в полной мере ее «необыкновенности», я вообще не понимал, что она для меня значит. Но когда она внезапно исчезла, земля провалилась под моими ногами. Я не мог дышать без своей подруги – с каждым днем ее отсутствия это становилось все очевидней.
Сначала я ее усердно искал. Потом на смену чувству беспокойства пришла горькая обида: я осознал, что Аля не хотела, чтобы я ее нашел. Мне было так больно, что я не знал, как мне удастся все это пережить. Потому и с проблемами, связанными с нашим кафе, я справился одной левой. Я был так озлоблен, настолько готов к любому развитию сюжета, что меня уж не получалось испугать. В итоге мы с Борькой удачно выбрались из разборок, хотя для меня все это происходило как в тумане. Я практически ничего не соображал.
Я никогда не спрашивал себя, люблю ли я Алю. Теперь этот вопрос можно было уже и не задавать. Ее разные глаза, ее тихий смех преследовали меня повсюду. Ночью мне снились сны – мучительные, безысходные, – в которых я иду за ней следом, но не могу догнать. Во сне мне говорили: «Женя, Аля ждет тебя там-то и там-то…» И я бежал, рвался, преодолевал какие-то изломанные лестничные пролеты, заглядывал в какие-то странные комнаты и кабинеты, но Али нигде не было. Она ускользала, я все время шел по ее следу и всегда безнадежно опаздывал на какие-то считаные секунды. Во сне я рвал на себе волосы, плакал, но в какое-то мгновение передо мной мелькал ее образ – ее разные глаза. Один слегка косой карий, другой нежно-голубой. И на меня будто смотрели две разные девушки… В каком-то таком безысходном сне я и понял, что люблю ее безумно и совершенно безнадежно. И другой любви в моей жизни уже не будет. Я вел с ней долгие и бессмысленные внутренние диалоги, объяснял, насколько порочным является такое пренебрежение к чувствам другого человека. Да я много чего еще ей говорил… Все равно никто не слышал.