Разрешение на проезд в спальном вагоне
Шрифт:
— Да, — кивнул Леденев, — просочились и эти материалы.
— К сожалению, — добавил Корда.
Директор вздохнул и продолжал:
— Это не так страшно, как другое. Старшим инженером лаборатории Андреем Тихоновичем Кравченко предложена идея весьма оригинального свойства. Дело в том, что наша руда (а комбинат работает на собственном сырье, у нас свой рудник и два карьера), наша руда содержит целый букет лантанидов, и в довольно большом процентном содержании.
— Это редкоземельные элементы, если мне не изменяет память, — сказал Юрий Алексеевич.
— Совершенно верно. Четырнадцать элементов, следующих в таблице Менделеева за лантаном, и еще иттрий со скандием — вот они и образуют группу редкоземельных элементов, которые в природе всегда встречаются совместно. Но извлечение их, а тем паче разделение — сложнейший технологический процесс. Раньше, когда редкоземельные металлы представляли, можно сказать, академический интерес, лабораторный, эта проблема тогда не стояла так остро, как сейчас, когда началось широкое промышленное использование элементов.
— Иттрий, кажется, применяют в радиоэлектронике, — заметил Леденев.
— И там, и для легирования сталей, и еще кое-где, — ответил Иван Артемьевич. — Словом, овладение редкими землями имеет поистине стратегическое значение, и технологическая схема Кравченко давала принципиальное решение этому. Собственно, вся лаборатория АЦ переключилась на разработку и техническое воплощение его идеи.
— Кто знал об этих работах? — спросил Леденев.
— Знали многие, — вздохнул директор. — Увы…
— Инженер Кравченко впервые сообщил о своем открытии на научно-технической конференции в Каменогорске, — пояснил Корда. — А потом уже было принято решение о переводе работ в этой области на закрытый режим.
— Но в его выступлении не было ничего конкретного, — возразил Ружников. — Только сама идея…
— Этого, видимо, было достаточно, чтобы заинтересоваться и самим инженером и исследовательскими работами, — сказал Леденев. — Во всяком случае вы видели, что по тем бумагам, которые обнаружены у Бойко, можно судить о главном в предложении Кравченко.
— Да, — сокрушенно произнес директор, — там есть все или почти все, ведь разработка технологической схемы почти закончилась, осталась доводка второстепенных деталей. Еще немного, и мы хотели представлять Кравченко к Государственной премии. С Москвою это согласовано.
— А остальные работники лаборатории? — спросил Корда.
— Они не имеют отношения к авторству, лишь помогали Андрею Тихоновичу.
— Кто знал о существе работ? — задал вопрос Юрий Алексеевич.
— Кроме самого Кравченко, конечно, еще заведующий лабораторией, Александр Васильевич Горшков и его заместитель, инженер Травин.
— Инженер Травин? — спросил Леденев.
— Да. Михаил Петрович Травин. Весьма способный исследователь, талантливый инженер. А что?
— Да нет, ничего. Хотелось бы посмотреть этих людей…
— Они будут сейчас на планерке.
— Вот и отлично. С вашего разрешения, посидит здесь Юрий Алексеевич, — сказал Корда. — А затем оставьте всех троих, заведите какой-либо разговор. После этого пусть останется инженер Травин. Товарищ Леденев хочет задать ему несколько вопросов. Меня Травин должен знать в лицо, и потому незачем раньше времени колоть ему глаза тем, что его особой в связи с Мариной Бойко интересуется подобная организация.
Так и порешили.
Инженер Травин заметно нервничал.
Он вздрогнул, когда Юрий Алексеевич спросил его, знаком ли Михаил Петрович с Мариной Бойко, и с тех пор беспокойство не оставляло инженера.
— Да, — сказал он, — я был знаком с Мариной Бойко.
— И хорошо знакомы? — спросил Леденев.
Они беседовали в кабинете директора комбината вдвоем. Ружников любезно согласился предоставить его.
Инженер Травин на вопрос Юрия Алексеевича ответил не сразу.
— Видите ли, — начал он, — наше знакомство с Мариной… Как вам сказать… А, собственно говоря, на каком основании вы спрашиваете меня об этом?
Леденев улыбнулся и успокаивающе провел рукою.
— Извините, Михаил Петрович, вы правы. Я должен был представиться и объяснить существо дела, которое привело меня к вам. Я представитель прокуратуры области, из Каменогорска. К нам поступило заявление, анонимное, правда, будто с Мариной Бойко произошел не несчастный случай. Пишут о том, что она якобы покончила с собой…
— Покончила с собой?! — вскричал Травин. — Но ведь это же абсурд!
— Почему? — быстро спросил Леденев. — Почему вы так считаете?
Михаил Петрович опустил голову.
— Я любил ее, — тихо произнес он. — Я очень любил Марину. А она…
Наступило молчание.
Инженер Травин поднял голову.
— Я закурю, да? — спросил он, опустив руку в карман пиджака.
— Конечно, конечно, Михаил Петрович.
— Да, я любил Марину Бойко, готов сейчас сказать об этом, если мои признания помогут вам объяснить ее загадочную смерть.
— Загадочную?
— Вот именно. Я не верю в несчастный случай, не верю и в самоубийство. Марина слишком любила жизнь. Она многое любила, вот только меня…
— Но к вам она была более благосклонна, нежели к другим. Так, по крайней мере, утверждал Игорь Киселев.
— А, этот щелкопер и фанфарон… Пустой, самонадеянный павлин. Марина называла его «пан Спортсмен», а он радостно улыбался при этом, не понимая, что над ним издеваются.
— Расскажите о погибшей подробнее. Может быть, рассказ ваш наведет на какие-то размышления. Вы уже сделали довольно ответственное предположение. Ведь если не самоубийство и не несчастный случай, то остается только одно. И тогда возникает множество недоуменных вопросов. Словом, я внимательно слушаю вас, Михаил Петрович.