Разрушь меня
Шрифт:
– И, что? – отзываюсь я, впрочем, подходя к окну и аккуратно отодвигая занавеску, стараясь остаться незамеченной для тех, кто проходит по дороге.
– Сходи тоже на поле! Может подружишься с кем! – кричит мама.
– Не надо мне друзей местных, – бурчу я, наблюдая за веселыми ребятами, стремящимися на поле.
Их много, – парни и девушки, громко смеются, до меня доносятся обрывки фраз на нормальном русском, а не на том языке, производимом Саньком. Может, тут всё-таки и приличные люди есть?
Мимо проезжают
Мне так непривычно слышать этот живой гомон в нашем тупике, что их голоса оглушают меня, а идущие всё никак не заканчиваются. Среди них не только молодые ребята, но и люди постарше. Видимо, на футбол тут принято ходить всей деревней.
Хмурю брови и мотаю головой. Пусть они и не дикари, как я думала, но выходить всё равно не собираюсь. Я уже смирилась со своим заключением в Ласточкино, и смиренно жду дня, когда смогу покинуть эту обитель.
Пораскинув мозгами, я поняла, что так или иначе вернусь к первому сентября, нужно собирать себя в академию. Да и мама сказала, что в худшем случае, мы с ней одни вернемся в конце осени, а папа поживет тут немного один.
Одним словом, я конечно не зачеркивала дни маркером на календаре, но уже смирилась с тем, что проведу лето в заточении, а если уж я что-то вбила себе в голову, то отказаться от своих убеждений не могу. Лето. В изгнании. Это то, что я уже спланировала перед своей новой жизнью.
Возвращаюсь к книге, и на какое-то время у меня и правда получается переключиться на мистера Дарси, вот только крики с поля становятся всё громче, я слышу даже свиток, а значит, кто-то у них там взял на себя роль судьи.
В какой-то момент ловлю себя на мысли, что представляю себе форму в которой играют ребята, место, где собираются зрители… Кто у них судья?
Проклятие. Сосредоточиться не получается и через полчаса, а потому я сдаюсь и подхожу к старому шифоньеру, где нашли себе пристанище мои вещи. Надо сходить к бабушке Лиде, в её небольшом домике должно быть меньше слышно эту вакханалию.
Летнее платье цвета морской волны. На бретельках, с развивающейся юбкой до колена. Немного мятое, но так даже и лучше, ни к чему привлекать к себе излишнее внимание. Так, стоп. Какое внимание? Я собралась к бабушке. Ба-бу-шке. Точка.
– Мам, я к бабушке схожу, – бросаю на ходу в сторону кухни, чтобы родители не успели прокомментировать мой слишком нарядный вид. До этого момента я надевала исключительно треники, а тут даже удосужилась причесаться. Это может показаться подозрительным.
Прямиком по разбитым плитам до калитки. Скрип, она меня выпускает и я выдыхаю. Отсюда родители уже не смогут меня заметить. Почему-то мне кажется дико важным, чтобы они думали, что я считаю дни до отъезда. Я боюсь, что что-то может пойти не так, и мы останемся здесь навсегда. А если у меня тут появится друзья, то это будет только лишним аргументом в эту пользу.
Ветер щекочет кожу и развивает длинные светлые волосы. Крики с футбольного поля отсюда слышны ещё громче.
Что если взглянуть одним глазком и быстро пойти к бабушке? Скорее всего, меня даже никто не заметит, а любопытство будет удовлетворено.
Решено. Одним глазком.
Сердце бьется учащенно, пока я схожу с горящего асфальта и иду по зеленой траве.
Вскоре, мне открывается картина, где толпа людей, расположившаяся кто прямо на траве, кто на раскладных стульях, захваченных с собой, наблюдает, как две команды ребят, все в разномастных футболках, гоняют мяч по полю.
– Давай, Олег!
– Сашка справа обходи!
– А, бл*ть, что ж ты делаешь!
Зрители поддерживают ребят эмоционально, не подбирая слов, но это не смотрится вульгарно, на настоящих футбольных матчах, куда меня водил папа, я ещё и не такое слышала.
– Перерыв! – лысеющий мужчина в старой футболке и разношенных штанах дует в свисток, и ребята, носящиеся по полю, замедляются, давая себе передохнуть.
Я стою, как неприкаянная, чуть поодаль от всех них. Надо прийти чуть раньше, ну или позже, явно не во время их передышки, потому что игроки с любопытством смотрят в мою сторону, пытаясь разглядеть, что это за голубое пятно неуклюже топчется, не решаясь подойти поближе.
Мне мгновенно становится дурно, когда один из ребят, пристально на меня глядящий, указывает пальцем в мою сторону и спрашивает у девчонок на скамейке, составляющих импровизированную группу поддержки:
– А это кто?
Девицы, как одна, оборачиваются в мою сторону и ревниво оглядывают лицо и платье.
Надо валить. Нутром чувствую.
Исполняю немедленно, поворачиваясь на каблуках и бодро шагая назад, молясь, чтобы меня никто не стал догонять. Этого, разумеется, не происходит, и я почти добегаю до дома Лиды, захлопывая за собой дверь, обитую синтепоном.
– Батюшки! – бабушка замирает с чайником в руках. – Да за тобой, словно стадо чертей гонится!
Дарю ей кислую улыбку и иду на своё излюбленное место на потертом диванном уголке. Места у бабушки совсем мало, на кухне едва поместятся человек пять стоя, но здесь чувствуется какой-то уют.
Окончательно расслабляюсь, когда она наливает мне свой чай «с любовью», как она в шутку говорит. Я не раз интересовалась, почему именно у нее напиток такой вкусный, и судя по тому, что заварку она насыпает из самой обычной дешевой банки, секрет его именно в том ингредиенте, который она называет.
**
– Сходи купи бабушке конфет и мороженого, – заявляет мама безапелляционным тоном и сует мне в руку крупную купюру, – я давно заносила, сегодня сама сходишь.