Разрушь меня
Шрифт:
Я пробиваю бетонную стену, как снаряд из катапульты. Огромное зеркало разбивается в мелкие осколки от толчка десяти пальцев.
В одной руке я сжимаю горсть щебенки, в другой — ворот рубашки Уорнера, а в голову мне направлены пятьдесят карабинов. Воздух кажется тяжелым от запаха цемента и серы, осколки зеркала еще сыплются, вызванивая безумную симфонию разбитых сердец.
Я с размаху припечатываю Уорнера к изъеденной сыростью каменной стене.
— Не стрелять, — сипит Уорнер охране. Я не коснулась его кожи, но
— Я убью тебя! — вырывается у меня единым судорожным выдохом.
— Ты… — Он пытается сглотнуть. — Ты только что проломила бетонную стену голыми руками!
Я моргаю, не решаясь оглянуться, но вижу, что он не лжет. Значит, так оно и есть. Мой мозг — настоящий лабиринт невозможного.
На секунду я отвлекаюсь.
Карабины
клацают
клацают
клацают.
Каждая секунда заряжена смертью.
— Того, кто посмеет в нее выстрелить, уничтожу лично! — рявкает Уорнер.
— Но, сэр…
— Отставить, солдат!
Гнев утих. Внезапный неукротимый гнев улегся, сменившись недоверием и замешательством. Я не знаю, как это сделала. Получается, я не знаю, на что способна: ведь я не подозревала, что могу разрушать стены. От этого открытия мне становится страшно, как никогда в жизни. В страхе уставившись на свои руки, я пячусь назад, потрясенная, и ловлю на себе жадно-восхищенный взгляд Уорнера. В зеленых глазах увлеченный мальчишеский блеск. Он буквально дрожит от удовольствия.
В моем горле словно шевелится змея, которую я не могу проглотить. Я смотрю Уорнеру в глаза:
— Если ты еще раз проделаешь со мной подобное, я убью тебя. С огромной радостью.
Я и сама не знаю, ложь это или нет.
Глава 26
Адам нашел меня на полу в душевой кабине.
Я так долго плакала, что горячая вода состоит исключительно из моих слез. Одежда прилипла к телу, мокрая и бесполезная. Я хочу смыть эти тряпки. Я хочу погрузиться в неведение. Хочу быть тупой, бессмысленной и бессловесной, лишенной мозга. Я не хочу этих рук и ног. Я хочу избавиться от кожи, способной убивать, от разрушительной силы рук, от тела, которого не понимаю.
Ничего не клеится. Все разваливается.
— Джульетта. — Адам приложил ладонь к стеклу. Я едва слышу его.
Я не ответила, и он отодвинул дверцу кабины. Покрытый мятежными дождевыми каплями, Адам сбрасывает ботинки и опускается на колени на кафельный пол. Взяв меня за локти — от этого прикосновения мне еще горше, хочется сдохнуть тут же, на месте, — со вздохом тянет вверх, чтобы я приподняла голову. Ладони гладят меня по волосам, глаза изучающе смотрят, смотрят и видят меня насквозь. Опускаю взгляд.
— Я знаю, что случилось, — мягко говорит Адам.
Мое горло — рептилия, покрытая чешуей.
— Убейте меня кто-нибудь. — Мой голос срывается на каждом слове.
Адам подхватывает меня за спину и тянет вверх, поднимая на ноги. Я стою, пошатываясь. Он ступает под душ и закрывает дверцу кабины.
У меня вырывается испуганно-резкий вздох.
Адам прижимает меня к стене, и я вижу, как его белая футболка промокает насквозь, струйки воды танцуют на лице, а глаза заключают в себе целый мир, за право быть частью которого я готова умереть.
— Ты не виновата, — шепчет он.
— Я то, что я есть, — задыхаясь, отвечаю я.
— Нет. Уорнер лжет, — говорит Адам. — Он внушает тебе ложные представления. Не дай себя сломать. Не позволяй забраться тебе в голову. Он хочет, чтобы ты считала себя чудовищем, у которого нет выбора, кроме того, чтобы присоединиться к нему, хочет заставить тебя поверить: ты никогда не сможешь жить нормально…
— Но я никогда не смогу жить нормально! — икаю я. — Никогда… я никогда…
Адам качает головой:
— Сможешь. Мы выберемся отсюда. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Как ты можешь заботиться о такой, как… я? — Боясь услышать ответ, я все-таки смотрю на его губы, изучаю их форму, считаю капли воды, скатывающиеся по рельефу этих губ.
— Потому что я влюблен в тебя.
Внутри меня все обрывается. Я смотрю на него, я живое электричество, гудящее жизнью, светом, мне сразу жарко и холодно, сердце бьется неровно. Я дрожу в объятиях Адама, рот приоткрылся без всякой к тому причины.
Он улыбнулся. Кости во мне, по ощущениям, исчезли.
Голова закружилась, как в бреду.
Его нос касается моего, наши губы разделяет только дыхание, его глаза уже пожирают меня, а я — талая вода без рук и ног. Я чувствую его запах, чувствую тяжесть его тела. Его руки спускаются ниже, сжимают ягодицы, ноги Адама, прижатые к моим, обжигающе-горячие, от его груди веет силой, тело построено из кирпичиков желания. Вкус его слов медлит на моих губах.
— Правда? — вырывается у меня недоверчивым шепотом эхо сознательного усилия поверить в небывалое. Ступням становится горячо: меня переполняет смысл недосказанного.
Сила чувства во взгляде Адама такова, что я едва не трескаюсь пополам.
— О Боже, Джульетта…
И он целует меня.
Раз, другой, пока я не распробовала вкус поцелуев, не поняла, что ими невозможно насытиться. Он гладит меня по спине, по рукам и плечам, целуя глубже, настойчивее, со страстью, которой я не знала прежде. На мгновение отрывается глотнуть воздуха и тут же снова водит губами по шее вдоль выреза лифа, вверх до подбородка и по щеке, и вот уже я хватаю ртом воздух, песком рассыпаясь под его руками, и мы насквозь пропитаны водой, и красотой, и опьяняющим возбуждением минуты, о которой я всю жизнь не смела и мечтать.