Разрушение в школе Прескотт
Шрифт:
— Мы ни черта не нужно делать, — огрызнулся Хаэль, но Оскар одарил его очередным долгим, изучающим взглядом, и он щелкнул зубами.
— Что еще? — спросил Оскар, поворачиваясь к Бриттани. — Потому что как только мы посчитаем цену, пути назад не будет.
Бриттани кивнула и сглотнула.
— Мне нужно, чтобы вы ребята, разобрались с… другим парнем, с которым у меня проблемы, — она выдыхает и прижимает к груди скомканный свитер. — Это, и я хочу снова сойтись, — добавила она, и я чувствую, как внутри становится то жарко, то холодно. —
— Если? — повторил Хаэль, и клянусь, я могла чувствовать биение его сердца у моей спины. Я провожу пальцами по его татуированным рукам, задевая ногтями волосы. Он вздрагивает позади меня, но я не могу сказать это потому, что ему нравится, как я касаюсь его, или потому, что он абсолютно взбешен присутствием Бриттани.
— Другое мое условие: я хочу поговорить с Хаэлем наедине, — Бриттни сузила глаза в направлении меня. — И если ребенок его, то я хочу, чтобы мы снова были вместе, и хочу, чтобы она… — Бриттани указала кончиком своего ногтя с френчем на меня, — убрала свои распутные руки от него.
Из меня вырвался случайный смех, и мне потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы не набросится на девушку, ударить ее куда-нибудь не в живот и слушать, как она воет от боли.
— Это невозможно, — поправил Оскар прежде, чем я смогла усомниться в собственном самообладании. — Бернадетт — член Хавок, Хаэль — член Хавок. Это подписано и запечатано кровью, это необратимо.
— Ты — член Хавок, и ты не трахаешь его, — Бриттани бросается на Оскара, вытягивая руку, чтобы подчеркнуть, что она еще крепче сжимает свой испорченный свитер. Оскар одаривает ее долгим, изучающим взглядом.
— Нет, не трахаю, но мог бы, если бы хотел. Хавок — семья, а ты — нет, и никогда не будешь. Итак. Я рассмотрю твой запрос и вернусь с ценой, но то, чем Бернадетт и Хаэль занимаются в спальне, никогда не будет твоим делом, — Оскар отвернулся от нее и пошел к Камаро, останавливаясь, чтобы бросить на Бриттани взгляд через плечо. — Встретимся завтра после школы у подъезда, и мы назовем вам нашу цену.
— На вашей стороне дороги? — захлебнулась Бриттани, но никому из нас не надо было ей отвечать. Мы все знали, что ответ на вопрос «да».
Хаэль открыл для пассажирскую дверь, и я залезла внутрь, решив, что, хотя бы сегодня, я приму его джентельменские дополнения. Бриттани смотрит на нас, пока Оскар и Хаэль обходят, чтобы забраться в машину со стороны водителя, но она знает, что лучше ничего не говорить. Большинство учеников этой школы предпочли бы совершить харакири[21], чем позвать Хавок. Она должна знать, что ходит по тонкому льду.
— Обо всем том дерьме, котором ты сказала, что я — твой, — начал Хаэль, но я проигнорировала его, наклоняясь вперед и нажимая «Воспроизвести» на колонке, включая Hollywood Undead — Lion.
— Не начинай, — сказала я ему, опускаясь обратно на сидение и закрывая глаза. Я измотана, но могла бы проспать тысячу лет и не найти покоя. Нет, я не смогу на самом деле отдохнуть, пока каждое имя в моем списке не будет перечеркнуто кроваво-красной посадой и похоронено.
* * *
—
— Это не важно, — отстраненно сказал Вик, откинувшись на спинку стола, в черном женском свитере, его волосы зализаны назад, будто он Джон Траволта или кто-то наподобии. — Ты не хуже остальных знаешь, что, когда кто-то зовет Хавок, они выставляют требования, а мы — цену.
Хаель молча сидел напротив нас, его голова утопала в руках. Его кроваво-красные волосы ловили свет, пока он проходил через что-то, напоминающую траурную процессию, словно он прощается с жизнью, которую знал. Я бы спросила, как дела могут пойти еще хуже, чем уже есть, но потом я понимаю, что верхушка — лишь иллюзия. Судьба — сука, она вгрызется в камень под вашими ногами, а отправит тебя в ад при первой возможности.
Что может быть хуже ментально больной матери, осужденного за убийство отца и войны банд на твоих руках?
Верно, добавив младенца от женщины, которую ненавидишь.
— Я уже посчитал цену за ее просьбу, — добавил Оскар, сверяясь со своим iPad, как он обычно делал. Не удивлюсь, если он смазывать его, а еще и трахает. — Пожизненное обязательство со стороны Хаэля требует жизни взамен. Это не то, что она сможет заплатить.
Дрожь пробежала по моей коже, когда я надкусила свой бургер, медленно слизывая соус с края свои губ, пока Аарон наблюдал за мной. Он сделал то же самое со своим бургером, и я почти улыбнулась. То есть, я бы могла, если бы Оскар только что не предположил, что цена отцовства Хаэля — убийство.
— Но? — спросил Вик, закрывая свои глаза от солнца, словно он далеко-далеко отсюда. Переведя свое внимание на Каллума, я вижу, как он ставит на поднос свой чересчур большой заказ на картошку и поливает ее кетчупом. Он замирает сразу после того, как сделал это, уставившись на густую, красную жидкость, словно его разум тоже где-то не здесь. Возможно, на вечеринке, с кровью Дэнни, окрасившую пол.
Он заметил меня смотрящую и натянул жестокую улыбку, надевая капюшон и скрывая золотой блеск своих блондинистых волос. Когда он кладет длинную картофелину между своими губами, это не было обычным невинным движением.
«Это может ничего не значит, а может значить все. Мы не должны обсуждать это. Просто реши, чего ты хочешь».
Я снова перевела свое внимание на Оскара.
— Ты думаешь, что здесь есть «но», — сказал Оскар, улыбаясь тем образом, который напоминает мне холодные могилы и мавзолеи с плачущими ангелами. Эта мысль вскоре перетекает в то, что кто из-за нас трахается на кладбище, и я скриплю зубами, удивляясь тому, откуда, черт подери, это взялось. Еще один кусок бургера прогоняет дневной кошмар в небытие.