Разрушенная невеста
Шрифт:
Однако еще в то время, пока она находилась в Митаве, было доведено до ее сведения о тех настроениях, которые замечались в Москве в отношении вопроса об ограничении ее власти, а также об образовании партии, поставившей себе целью добиться отмены этих ограничений, а следовательно, и обширных полномочий верховников. Одним из агентов, действовавших в пользу новой императрицы и державших ее в курсе дел, был находившийся в Москве курляндский выходец, офицер русской армии Левенвольд. Очень умело, через доверенных лиц, действовал и фаворит Анны Иоанновны, Иоганн Эрнест Бирон. Вследствие этого в Москве
10 февраля 1730 года государыня приехала в село Всехсвятское и была встречена тремя архиереями и тремя сенаторами. Императрица отдала приказ на другой день по своем приезде похоронить юного императора в общей усыпальнице князей и царей русских -- в московском соборе архистратига Михаила.
Спустя три дня после этого верховный тайный совет, сенат и весь генералитет отправились во Всехсвятское поздравить с приездом императрицу и благодарить за оказанную ею милость народу.
Граф Головкин на золотом блюде поднес ей орден святого Андрея Первозванного.
– - Ах, я и забыла надеть на себя Андрея!
– - проговорила императрица и взяла орден, но, минуя верховников, велела одному из своих личных приближенных надеть на нее этот орден.
Это пришлось не по вкусу верховникам.
По приезде во Всехсвятское к императрице явились батальон преображенцев и отряд кавалергардов. Государыня милостиво приняла их и объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов и собственноручно поднесла каждому по чарке водки. Таким образом она сразу обеспечила себя помощью гвардии, привлекши ее на свою сторону, что было крайне важно в предстоявшей ей борьбе с верховниками.
Через несколько времени Анна Иоанновна въехала в первопрестольную столицу при звоне сорока сороков церквей московских и при пушечной пальбе. Она ехала по улицам, усыпанным песком, через триумфальные ворота и арки, построенные специально для торжественности встречи, в роскошной карете, запряженной девятью лошадьми; по сторонам царской кареты ехали верхами князь Василий Лукич Долгоруков, князь Дмитрий Голицын и другие; направо и налево стояло войско в полной парадной форме.
День был ясный, морозный, солнце блестело не по-зимнему, и его яркие лучи весело играли на золотой сбруе лошадей, на ливреях камер-фурьеров, арапов, гайдуков и скороходов. Москвичи радостными криками приветствовали свою государыню; она милостиво раскланивалась на обе стороны. Колокольный звон и пушечная пальба не умолкали в продолжение всего дня.
Верховники назначили день присяги "для всех чинов" в Успенском соборе. Они потребовали, чтобы прежде всего присягнуло духовенство, и представителям последнего прислали сказать, что вельможи, весь генералитет и знатное шляхетство дожидаются отцов церкви в соборе. Однако архиереи не повиновались. Тогда верховники приступили к ним и стали уговаривать, чтобы они, как пастыри народа, присягали первые, но Феофан Прокопович твердо настаивал на том, чтобы форма присяги была предварительно прочтена во всеуслышание. Верховники согласились, и форма присяги была прочтена; в ней не было таких выражений, которые бы ясно показали задуманную верховниками новую форму правления, а потому присяга была принята всеми собравшимися.
Князь Василий Лукич Долгоруков поселился во дворце и, не спуская глаз с государыни, зорко стерег, чтобы кто-нибудь, тайно пробравшись к императрице, не сообщил ей, что общее желание всего народа видеть Анну монархиней самодержавной; хитрый князь положительно никого не допускал к государыне, даже ее родные сестры виделись с нею в его присутствии. Это оскорбляло Анну и противников верховного тайного совета.
– - Смотрите, государыня нигде не показывается, -- говорили они, -- и народ ее не видит, не встречает радостными криками, никого к ней не допускают.
Эта партия не дремала, а делала свое дело -- она списывалась с государыней, причем письма и челобитные клали за рубашечку младенца, сына Бирона, не замедлившего приехать в Россию. Возмущение против верховников росло все более и более.
Честолюбцы-верховники отчаялись выиграть дело и уже предложили от себя самодержавие Анне, но она гордо ответила:
– - Для меня слишком мало получить самодержавие от восьми персон.
25 февраля к императрице отправились 800 дворян, имея во главе Трубецкого, Барятинского и Черкасского, и просили аудиенции с намерением подать государыне челобитную о бытии ей монархиней самодержавной.
Анна приняла их во дворце; она стояла на троне под балдахином в Андреевском зале.
Когда кончилось чтение челобитной, князь Василий Долгоруков проговорил, обращаясь к императрице:
– - Надлежит обдумать, ваше величество, вместе с членами верховного тайного совета, какой ответ дать на сие прошение.
Однако находившаяся подле Анны ее сестра, герцогиня голштинская Екатерина, подавая перо и чернильницу, быстро проговорила:
– - Что тут думать, государыня? Извольте подписать.
Анна подписала.
Верховники стояли, как окаменелые, от неожиданности, а дворянство и гвардейские офицеры, не довольствуясь тем, стали кричать и угрожать верховникам.
– - Не хотим, чтобы государыне предписывали законы!
– - кричали одни.
– - Она должна быть самодержавной, не хотим власти верховников!
– - кричали другие.
– - Пусть царствует самодержавно!
– - Остановитесь! Вы забываете, что я -- ваша императрица!.. Смеете кричать в моем присутствии!
– - сердито проговорила Анна, и ее глаза заблестели благородным гневом.
– - Ваше величество! Мы, верные подданные, верой и правдой служили прежним великим государям и рады сложить свои головы на службе вашего величества; мы не можем терпеть, чтобы вас притесняли. Прикажите, государыня, и мы принесем к вашим ногам головы ваших злодеев, -- говорили они.
Тут Анна, обращаясь к капитану гвардии, проговорила:
– - Я и тут, во дворце, не безопасна, повинуйтесь генералу Салтыкову... только ему одному.
– - И проворно вышла из зала.
В четвертом часу дня все высшее дворянство пришло во дворец с просьбою, чтобы государыня приняла самодержавие; представили челобитную за подписью ста пятидесяти лиц известных дворянских фамилий. Императрица вышла к челобитчикам, приняла просьбу, и когда она была прочтена, то удивилась, как будто ничего не знала.