Разрушитель
Шрифт:
В груди, в районе солнечного сплетения, вдруг начала разливаться странная тянущая боль, усиливающаяся с каждым мгновением. Это не было похоже на сердечные колики. Это вообще ни на что не было похоже. В грудь будто бы вонзились призрачные, холодные, как сталь, пальцы, вцепившиеся в нутро и тянущие его наружу. Стало тяжело дышать, а потом всё тело обдало волной непередаваемого ужаса.
Вяземский отшатнулся, ослабив хватку, но теперь мальчишка, в свою очередь, вцепился в него, удерживая на месте. Лица их оказались напротив, совсем близко, и губернатор услышал его сдавленный шёпот:
—
Губернатор, наконец, отшатнулся, и телохранители оттащили его назад, снова усадив на сиденье. Он закашлялся, хватаясь за грудь и с нарастающим ужасом прислушиваясь к ощущениям.
— Что… Что ты… натворил?
Мальчишка, откинувшись на сиденье и поправляя помятый воротник, смотрел на него с убийственным спокойствием и молчал. Вяземский же, наконец, осознав произошедшее, закричал уже во весь голос, срывая глотку:
— Что. Ты. Со мной. Сделал?!
Эпилог
С утра ударил морозец, да такой, что стёкла на окнах покрылись по краям узорами. Сад тоже весь искрился инеем — на деревьях каждая веточка была словно пушистая белая гусеница. Смотрелось красиво, особенно из окна второго этажа.
В доме было зябко — ремонт системы отопления ещё не был закончен, и пока приходилось довольствоваться жар-камнем. Но это были такие мелочи, что я не обращал на них внимания. В самом скором времени всё изменится. Наша договорённость с Путилиным на аренду западного крыла дома под его резиденцию оставалась в силе. Взамен я получил возможность отреставрировать весь особняк за казённый счёт. Денег на это не жалели, тем более что Аркадий Францевич теперь занимал в губернии куда более высокое положение. Правда, я сам пока не совсем понимал, какое — после той памятной поездки на императорской машине прошло уже два дня, и за это время катехонец был так занят, что почти не появлялся дома.
Впрочем, по этому поводу я тоже не переживал. Наоборот, даже рад был, что меня наконец-то оставили в покое. Эти два дня я провёл, отсыпаясь, отъедаясь и проводя всё своё свободное время с Радой, будто стараясь наверстать упущенное.
Поэтому, увидев во дворе чёрный «Даймлер» Путилина, я даже нахмурился. Чего это он с утра пораньше?
Спустившись на первый этаж, я встретил статского советника на крыльце. Тот, несмотря на ранний час, выглядел несколько помятым и усталым, будто не ложился всю ночь. Скорее всего, так и было.
— Доброе утро, Аркадий Францевич! Давненько вы не появлялись.
— Ох, Богдан… Только сейчас хоть немного разгрёб дела. И выкроил себе полдня на то, чтобы отоспаться и помыться. В три часа пополудни снова еду на большое совещание к Горчакову. Кстати, и тебе там тоже не мешало бы быть. Познакомишься, наконец, с новым губернатором.
— Это ещё зачем?
Путилин с усмешкой потрепал меня по плечу.
— Ах, да, мы же с тобой ещё не обсудили самого главного… Хорошо, выкрою четверть часа в ущерб сну. И не откажусь выпить чего-нибудь горячего…
Несколько минут спустя мы уже сидели в его кабинете на первом этаже и разливали душистый травяной чай по стаканам с бронзовыми подстаканниками.
— С чего начать-то… — пробормотал Путилин, осторожно отхлебывая из своего. — Главное, что весь наш
— Ну и зря. По-моему, показания против Вяземского — её единственный шанс заслужить хоть какое-то снисхождение на суде.
— Будем надеяться. Впрочем, теперь это вообще не наша забота. Пусть Трибунал ими занимается. У нас здесь свои задачи.
— Кстати, какие? Романов обмолвился, что наделит вас чрезвычайными полномочиями…
— Так и есть. Со вчерашнего дня я возглавляю Особый Императорский Экспедиционный Корпус Священной Дружины. Который, собственно, со вчерашнего дня и учреждён отдельным указом. Ну, а ты, кстати, мой заместитель. Но это пока неофициально. Всё руки не дойдут накарябать соответствующий приказ.
— Особый экспедиционный корпус…
— Да. Название вполне себе говорящее. Как ты понимаешь, государь вполне серьёзно отнёсся к нашему рапорту о событиях в Самуси. И распорядился готовить крупную военную экспедицию к Оку Зимы. Возглавим её мы с тобой. Ты — вообще ключевая фигура в этом походе. Твои силы, как нефилима, беспрецедентны. И где, как не на этом направлении их использовать?
— Ну да, — невесело усмехнулся я. — Подальше от остальных власть предержащих.
Путилин чуть прищурился, испытующе взглянув на меня.
— Не без этого, Богдан. Не без этого. Между нами говоря, теперь, когда тайна твоего Дара стала известна императору, дорога на запад тебе заказана. Ты — слишком грозное оружие. И потому тебя хотят направить туда, где ты принесёшь больше пользы Отечеству.
— Не надо высокопарных речей, мы же не на публике.
— Да я вполне серьёзно, Богдан. Если эти варман тууры хотя бы вполовину так опасны и могущественны, как рассказывает твоя мать…
Я вздохнул.
— Да уж… После Самуси мне вообще события последних недель кажутся какой-то мелкой вознёй. Вся эта грызня со Стаей, расследование заговора против императора, интриги Вяземского… Перед той угрозой, что скрывается там, в тайге, всё это кажется таким… несущественным. Но что самое страшное — люди ведь до сих пор ни о чём не подозревают.
— А так всегда. Обычное дело для Священной Дружины. Люди понятия не имеют, какие ужасы порой скрываются прямо у них под носом. Но для того мы и нужны. Мы — Катехон. Последнее препятствие, не дающее наступить концу света. И, похоже, что настало время готовиться к решающей битве.
— И когда выступаем?
— Ну, давай хоть чай-то допьём? — подмигнул Путилин.
— А если серьёзно? Сколько Романов дал на подготовку?
— До весны. Экспедиции в Сайберию обычно снаряжают, когда холода хоть немного спадут. Так что у нас полгода. Может, чуть больше. Но расслабляться не стоит. За это время нужно успеть кучу всего заготовить. В деньгах мы почти не ограничены. Но главное — это собрать подходящих людей. Сам понимаешь, абы кого в корпус вербовать нет смысла. Нужны будут только самые крепкие, выносливые, умеющие выживать в тайге. В идеале — ещё и Одарённые. Кстати, как там Демьян? К нему у меня отдельный разговор.