Разсказы
Шрифт:
Графъ вошелъ гь клубъ съ самымъ развязнымъ видомъ и высоко поднятою головою, привтствуя друзей и знакомыхъ хитрою, еле замтною улыбкою, въ которой отражались и надменность, и легкомысліе.
Ему было подъ сорокъ лтъ, но его называли еще п_р_е_к_р_а_с_н_ы_м_ъ Сагреда; прозвище это быля дано ему давно ночными дамами отъ Максидеа и утренними амазонками изъ Булонскаго лса. Только легкая просдь на вискахъ и треугольникъ небольшихъ морщинокъ у угловъ глазъ говорили о непомрно быстромъ темп жизли, о перегрузк жизненной машины, пущенной полнымъ ходомъ. Но въ глубокихъ и задумчивыхъ глазахъ свтился еще огонь молодости, и они недаромъ заслужили ему со стороны друзей и подругъ прозвище мавра. Виконтъ де ла Тремизиньеръ, удостоенный академической преміи за статью объ одномъ предк графа – товарищ Конде – и пользовавшійся большимъ уваженіемъ среди антикваріевъ
Вс въ клуб говорили о раззореніи Сагреда съ нкоторымъ состраданіемъ. Бдный графъ! Отчего не выпадетъ ему на долю хорошее наслдство? Отчего не встртить ему американской милліонерши, которая влюбилась бы въ него и его титулъ? Надо сдлать что-нибудь для его спасенія.
А онъ жилъ среди этого нмого, улыбающагося состраданія, не замчая его, закованный въ броню надменности, принимая за искреннее поклоненіе то, что было въ сущности симпатіей и состраданіемъ. Къ тяжелымъ ухищреніямъ приходилось ему прибгать, чтобы удерживаться на прежней высот положенія; онъ воображалъ, что обманываетъ окружающихъ, на самомъ же дл обманывалъ лишь самого себя.
Сагреда прекрасно отдавалъ себ отчетъ вь своемъ положеніи и не возлагалъ никакихъ надеждъ на будущее. Вс родственники, которые могли вывести его изъ бды своевременнымъ завщаніемъ, сдлали это уже много лтъ тому назадъ, сойдя съ жизненной сцены. Т_а_м_ъ в_н_и_з_у не оставалось никого, кто могъ бы вспомнить о немъ. У него были въ Испаніи только дальніе родственники, важные гранды, связанные съ нимъ не столько узами любви, сколько историческимъ именемъ. Онъ былъ съ ними на ты, но не могъ ожидать отъ нихъ ничего кром добрыхъ совтовъ и порицанія по поводу сумасшедшаго расшвыриванія денегъ. Все было кончено. Богатый багажъ, съ которымъ Сагреда пріхалъ пятнадцать лтъ тому въ Парижъ, сгорлъ за это время въ яркомъ блеск. На его мызахъ въ Андалузіи съ большими фермами и табунами давно перемнился этотъ расточительный и никогда не показывавшійся владлецъ, котораго тамъ почти не знали. За мызами перешли въ чужія руки огромныя хлбныя поля въ Кастиліи, рисовыя – въ валенсійской провинціи, помстья въ сверной Испаніи, все царсгвенное имущество стариннаго графскаго рода Сагреда, не считая наслдствъ отъ разныхъ тетушекъ – набожныхъ старыхъ двъ – и отъ другихъ родственниковъ, умершихъ отъ старости въ своихъ фамильныхъ дворцахъ.
Парижъ и лтнія купанья или воды поглотили это вковое состояніе въ нсколько лтъ. На долю п_р_е_к_р_а_с_н_а_г_о Сагреда остались посл раззоренія только воспоминанія о его шикарной связи съ двумя модными актрисами, печальныя улыбки дюжины видныхъ свтскихъ дамъ, забытая слава нсколькихъ дуэлей, недурная репутація смлаго, хладнокровнаго игрока и бойкаго фехтовальщика, непримиримаго въ длахъ чести.
Онъ жилъ на счетъ славы своего прежняго величія, влзая въ долги у разныхъ ростовщиковъ, врившихъ, на основаніи предыдущихъ примровъ, въ возможность возстановленія его состоянія. "Судьба ршена", говорилъ себ графъ. Когда послдніе рессурсы будутъ исчерпаны, онъ приметъ окончательное ршеніе. Но лишать себя жизни?… Это никогда. Такіе люди, какъ онъ, лишаютъ себя жизни только изъ-за долговъ чести или карточныхъ. Его славные и знатные предки должали огромныя суммы людямъ, стоявшимъ много ниже ихъ, и всетаки не думали прибгать къ самоубійству. Когда кредиторы закроютъ передъ нимъ двери и ростовщики станутъ грозить скандаломъ и судомъ, графъ Сагреда сдлаетъ надъ собою усиліе и разстанется съ пріятною жизнью въ Париж. Среди его предковъ были колонизаторы и военные. Онъ могъ поступить въ иностранный полкъ въ Алжир или ухать въ Америку, завоеванную его ддами, чтобы, верхомъ на лошади, пасти огромныя стада въ южной части Чили или въ безпредльныхъ равнинахъ Патагоніи.
Несмотря на приближеиіе страшной мииуты, эта тяжелая и азартная жизнь, вынуждавшая его постоянно лгать, была лучшимъ періодомъ его существованія. Изъ послдней поздки въ Испанію, предпринятой съ цлью ликвидаціи остатковъ состоянія, онъ вернулся съ женщиною – провинціальною барышнею, ослпленною блескомъ важнаго гранда; къ ея пылкой и покорной
И вотъ когда въ его существованіи появилась истинная женщина, деньги ушли навсегда!… Какъ только пришло несчастье, явилась любовь! Сильно страдая изъ-за потери состоянія, Сагреда жестоко боролся, чтобы поддержать вншній блескъ. Оиь оставался на прежней квартир, не сокращая расходовъ, поднося своей подруг такіе же подарки, какъ своимъ прежнимъ пріятельницамъ, и радуясь, почти какъ отецъ, дтскому изумленію и наивной признательности бдной женщины, ослпленной пышнымъ блескомъ Парижа.
Сагреда тонулъ все глубже и глубже, но съ устъ его не сходила веселая улыбка; онъ былъ доволенъ самимъ собою, своею теперешнею жизнью и пріятною мечтою, которая должна была быть послднею, но все не прекращалась благодаря какому-то чуду. Судьба, которая отвернулась отъ него въ послдніе годы, поглотивъ въ Монте-Карло, Остенде и большихъ клубахъ на бульварахъ остатки его состоянія, ршила, повидимому, помочь ему теперь, сжалившись надъ его новою жизнью. Каждый вечеръ, пообдавъ съ подругою въ модномъ ресторан, онъ оставлялъ ее въ театр и отправлялся въ свой клубъ, единственное мсто, гд судьба улыбалась ему. Игра шла по маленькой. Только нсколько партій въ ecarte съ близкими пріятелями, друзьями юныхъ лтъ, которые продолжали вести веселый образъ жизни, благодаря своему крупному состоянію или женитьб на богатыхъ двушкахъ, и сохранили отъ прежнпхъ временъ привычку бывать въ почтенномъ клуб.
Какъ только графъ садился съ картами въ рукахъ противъ одного изъ этихъ пріятелей, судьба начинала привтливо улыбаться ему, а они усердно проигрывали, приглашая его каждый вечеръ играть и какъ бы установивъ между собою очередь для проигрыша. Правда, разбогатть отъ этихъ выигрышей нельзя было; это были то десять, то двадцать пять золотыхъ; нсколько разъ только Сагреда ушелъ изъ клуба съ сорока золотыми въ карман. Но эти почти ежедневныя поступленія давали ему возможность затыкать дырки въ великосвтскомъ существованіи, которое грозило рухнуть въ одинъ прекрасный день, и окружать подругу вниманіемъ и комфортомъ, а также поддерживали въ немъ надежду на будущее. Почемъ знать, что ждетъ его впереди?
Увидя въ одной изъ гостиныхъ виконта де ла Тремизиньеръ, графъ улыбнулся съ выраженіемъ дружескаго вызова.
– Желаете сыграть?
– Какъ угодно, дорогой В_е_л_а_с_к_е_с_ъ!
– По пяти франковъ за семь очковъ, чтобы не зарваться. Я увренъ, что выиграю. Судьба на моей сторон.
Партія началась при скромномъ свт электрическихъ свчей, въ удобной комнат съ мягкими коврами и тяжелыми драпировками.
Сагреда выигрывалъ непрерывно, какъ-будто фортун доставляло удовольствіе доставлять ему побду въ самыхъ затруднительныхъ и неудачныхъ положеніяхъ въ игр. Самыя карты были тутъ не при чемъ. Если даже у него не было козырей, и остальныя карты оказывались неудачными, то партнеръ всегда оказывался въ еще худшемъ положеніи, и выигрышъ неизмнно выпадалъ на долю графа.
Передъ нимъ лежало уже двадцать пять золотыхъ. Одинъ товарищъ, бродившій со скучающимъ видомъ по гостинымъ клуба, остановился у карточнаго стола, заинтересовавшись партіей, Сперва онъ постоялъ около Сагреда, затмъ перешелъ къ виконту, которому это сосдство за спиною, повидимому, дйствовало на нервы!
– Но этоже безуміе! – вскор воскликнулъ новый пришелецъ. – Вы же не пользуетесь лучшими картами! Вы откладываете козыри и играете только самыми скверными картами. Какъ глупо!
Больше онъ ничего не усплъ сказать. Сагреда бросилъ карты на столъ. Лицо его покрылось зеленоватою блдностью. Глаза непомрно расширились и устремились на виконта. Затмъ онъ всталъ.
– Я понялъ, – произнесъ онъ холодно. – Разршите мн удалиться.
И нервнымъ движеніемъ руки онъ толкнулъ въ сторону друга горку золотыхъ монетъ.
– Это ваше.
– Но что вы, дорогой В_е_л_а_с_к_е_с_ъ?… Что вы Сагреда?… Позвольте мн объяснить вамъ, графъ…
– Достаточно, кабальеро. Повторяю вамъ, что я понялъ.
Въ глазахъ его вспыхнула яркая искра, какъ случалось иногда прежде, когда, посл краткихъ споровъ или оскорбительнаго слова, онъ поднималъ перчатку въ знакъ вызова.