Разведчицы и шпионки - 2
Шрифт:
— Английский и французский — говорю, испанский и немецкий — читаю и могу объясняться, немного знаю польский.
Хорошо, — хмыкнул Судоплатов и продолжил: — Сотрудник ВОКС, секретарь месткома ЦИК СССР, руководитель плановой группы Наркомвнешторга, зам. директора Всесоюзной торговой палаты. Теперь у нас — зам. начальника отдела. Рост отменный. А как личная жизнь?
Вы же знаете, Павел Анатольевич, она не сложилась. Десять лет была замужем, но это были проклятые годы моей жизни. Мы вечно ссорились и, наконец, расстались. Только теперь я почувствовала
— К тому же он оказался троцкистом?
— Ну, это было более десяти лет назад, он давно отошел от них, работает в Академии наук и, как партиец, человек порядочный. Но ревнив, груб, отвратителен мне.
— Как же думаешь жить дальше?
— Пока отдыхаю, но кое-какой проблеск появился.
— Об этом забудь. У нас другие планы.
— Как это?..
— А вот так. Ты член партии? Польский язык знаешь? Обстановку представляешь? Понимаешь, что сейчас не время для сантиментов? Поедешь в Польшу в качестве жены и напарницы нашего сотрудника.
— Как же так? Я его не видела, не знаю, не люблю…
— Ничего, стерпится — слюбится.
— Но ведь насильно мил не будешь.
— Ничего, партия прикажет, и насильно мил будешь!
— У меня отец тяжело болен.
— Мы ему поможем. Все. Можешь идти, готовься к поездке, составляй задание.
В тот же день родилось полное отчаяния письмо:
«Заместителю наркома внутренних дел тов. Меркулову В. Н.
(только лично)
Сегодня я получила от т. Судоплатова П. А. предложение перейти на закордонную работу.
Убедительно прошу оставить на той, на которой нахожусь в настоящее время.
Помимо того, что я люблю свою работу, прошу не посылать за кордон, так как это разобьет мою личную жизнь. Из-за неудачного замужества десять лет никакой личной жизни. В прошлом году я разошлась с мужем, и моя личная жизнь только фактически начинается. Очень прошу учесть эту мою большую просьбу».
Резолюция на письме:
«Тов. Фитину, тов. Журавлеву».
И чья-то закорючка:
«Выдать восемьсот рублей на экипировку».
12 декабря 1940 года начальник разведки Фитин утвердил задание, подписанное Марией (так теперь звалась Елена Модржинская) и Судоплатовым. Задание носило взвешенный и осторожный характер.
От Марии не требовалось восстанавливать связь с агентурой, в крайнем случае, только с санкции Центра. Ей рекомендовалось вести себя естественно, не избегать знакомств, бывая в гостях и приглашая немцев, поляков, украинцев, закреплять знакомства Ивана, создать у немцев представление, как о человеке, дружески к ним настроенном, который верит в наличие дружбы между СССР и германским правительством.
Новой точке присваивалось название «Иван да Марья».
На рапорте о командировании Марьи в Варшаву резолюция:
«Оформить. Но перед отъездом пусть зайдет. Л. Б.».
Лаврентий Павлович внимательно оглядел вошедшего к нему лейтенанта госбезопасности.
— Мне сказали, что в вас есть польская дворянская кровь? — поинтересовался он.
— Да, мой дед, до ссылки
— А я вас ни в чем не упрекаю. Многие дворяне честно служили и служат Родине. Но это помогло бы вам в установлении связей с поляками. Хотя не перегните. Положение у вас будет очень щекотливое. Исходите из того, что вы будете в тылу врага и, находясь на легальном положении, ведите нелегальную работу.
Берия встал, пожал Елене руку и до самых дверей проводил ее внимательным взглядом.
Поезд Москва — Берлин шел через Варшаву. Елене описали ее будущего «мужа» и показали фотографию, где-то в душе шевелилось сомнение: «А вдруг не узнаю».
Но встречающих было мало, и Петра Ильича, стоявшего на перроне, несмотря на декабрьскую стужу, с большим букетом цветов, нельзя было не узнать.
Они сразу понравились друг другу и сразу нашли общий язык. Их фиктивный брак очень скоро стал настоящим, и взаимная любовь сопровождала их до последних дней жизни.
Но любовь — любовью, а надо было заниматься делом. Сейчас трудно отделить заслуги Ивана от заслуг Марьи, так тесно переплеталась их оперативная деятельность.
Они завели широкие связи среди поляков, украинцев, русских эмигрантов, были и немногие немцы. Далеко не все из них стали полезными: одни были просто болтунами — передатчиками необоснованных слухов, другие — паникерами, третьи — наверняка гестаповскими агентами.
«За указанный период времени Иваном и Марьей приобретены несколько доверенных связей из числа польских граждан и русской эмиграции, через которых собиралась и направлялась в Центр информация о подготовке военного нападения Германии на СССР… о переброске немецких военных частей к советским границам, о строительстве дорог, аэродромов, военных сооружений… и о хождении упорных слухов о нападении Германии на СССР».
Марья вышла на некоторых агентов, с которыми ранее была потеряна связь. Проведенное ею изучение этих людей и тщательный анализ их поведения показали, что восстановление с ними связи не только бесполезно, но и не безопасно. Центр согласился с ней.
Обстановка в Варшаве и во всем Генерал-губернаторстве становилась все более напряженной. Мария со свойственными ей скурпулезностью и умением анализировать подготовила обобщенный материал, с которым Иван выехал в Москву и был принят наркомом госбезопасности В. Н. Меркуловым. Выслушав разведчика, тот заметил:
— Вы сильно преувеличиваете. Все это необходимо еще раз проверить.
Однако сведения, сообщенные Иваном, были направлены Сталину, Берии и Тимошенко.
В мае 1941 года Иван побывал в Берлине и вновь доложил еще более настораживающие сведения о подготовке немцев к нападению на СССР. 5 мая 1941 года в ЦК ВКП(б), СНК, НКО и НКВД СССР было направлено спецсообщение, основанием которого послужило донесение Ивана и Марьи.