Разведчик Четвертого прапора
Шрифт:
Безушенко выполнял несложные Васины просьбы: поправить подушку, подать стакан воды. Рассказывал ему о последних событиях, веселил шутками.
Потом ушел и Безушенко. Сестры передали, что его взяли работать в советское посольство в Праге. Беспомощный, с залитыми гипсом руками, Вася недвижно лежал на спине, ожидая выздоровления. И только приходы бывших партизан Четвертого прапора и местных жителей - знакомых и незнакомых скрашивали его больничную жизнь.
38
Больше трех месяцев лечили Василя-разведчика врачи города Високе Мито.
В августе, когда
Чехия преображалась. Казалось, все праздновало победу. В садах зрели тяжелые яблоки. На пасеках гудели пчелы. Люди дружно трудились на полях.
Вернулись домой угнанные в Германию.
Вернулись домой партизаны полка имени Свободы. К концу войны полк насчитывал 604 бойца. На их счету было три пущенных под откос состава, поврежденный бронепоезд, три взорванных моста и два склада боеприпасов, выведенный из строя завод боеприпасов, 1113 уничтоженных фашистских солдат и офицеров, 3053 пленных, 109 захваченных у врага грузовых автомашин, 12 санитарных, 51 мотоцикл, 3 бронемашины, радиостанция, 14 самолетов, 2 орудия, 405 лошадей, много оружия, боеприпасов и другие трофеи.
Усталые, изможденные, пришли из лагерей и тюрем домой те немногие, кому посчастливилось уцелеть в фашистской неволе. Как соскучились по доброму, извечному труду рабочие руки! Как хотелось каждому, чтоб скорее ушли в прошлое бедствия войны!
Сколько чешек, как и женщин далекой России, напрасно стояло в те дни у ворот, глядя с надеждой, не их ли это сын, муж, отец или брат возвращается в родное село по дороге! И сколько чешских детей, как и русских, уже никогда больше не увидели своих отцов!.. Но надо было жить. Надо было кормить сирот. И вдовы, потерявшие мужей, и матери, оставшиеся без сынов, брали лопату, косу или серп в свои загрубевшие от труда руки и, пряча слезы, шли в поле.
А небо над землей было таким высоким и чистым! А грозы гремели такими благодатными дождями! И ни один немецкий самолет с черными крестами на крыльях уже не бороздил синь над горами.
Обновлялась Чехословакия. Народ многому научился за годы национальной катастрофы. В Праге было создано народное правительство национального фронта.
На попутной машине Вася приехал в Белу. Знакомый партизан пригласил его в свой дом. Повидать юного разведчика шли другие партизаны. Приходили жители села. Поздравляли с выздоровлением, со счастливой судьбой. Плакали о погибших. Снова и снова расспрашивали об обстоятельствах боя у карьера, об Ироушеке и остальных...
В больнице Васе подарили новый костюм, ботинки, белую рубашку, шляпу. Вася стеснялся своей шикарной и великоватой для него одежды, смущался от всеобщего внимания и уважения.
Хозяин в шутку хлопал его по спине: - Ты хороший хлап, Василь! Оставайся у нас жить. У меня дочь - красавица. Сейчас гусей пасет. Отдам за тебя!
После освобождения Белы тела расстрелянных партизан перенесли из карьера на сельское кладбище. Вася дождался, когда гостей стало поменьше, и незаметно ушел проведать братскую могилу.
На кладбище было тихо. Ровными рядами высились памятники.
Разведчиков похоронили под высокими деревьями в дальнем конце кладбища. Там Вася увидел сестру Стаха, которая принесла цветы на могилу брата. Она несколько мгновений смотрела на Васю остановившимися от неожиданности глазами, узнала его и с криком упала на могилу:
– Иозеф, родной! Никогда не откроешь ты свои очи!.. Не было у нас отца-матери. Не осталось у меня теперь и братика единственного!..
Подошли еще женщины.
Увидят вернувшегося с того света худого и бледного русского парнишку с висящей на повязке рукой и - плакать в голос.
Вася стоял, глотал комок, сжимавший горло. Прошел, опустив голову, мимо могилы Стаха, Ироушека, Застепы, Философенко. И всех остальных. Вечная им память! Пусть пухом будет им земля!..
Утром обошел товарищей. Обошел жен и матерей погибших. Пожелал им всего доброго. Па попутной машине выехал в Глубоко.
Старушки Кучеровы, увидев его, тоже зарыдали. И они слышали о том, что произошло с разведчиками у карьера.
Вернулся с поля старик Кучеров. Сели обедать. Старик спросил:
– Домой теперь, сынок?
– Домой.
– Погостовай у нас. Отдохни. Потом поедешь.
Вася остался. Помочь еще не мог, по все же ходил с хозяином на поле, где зрела рожь, на пасеку. В огороде покачал одной рукой воду.
А старушки тем временем готовили ему еду на дорогу.
Но вот кончилось и это гостеванье. Еще поплакали сестры Кучеровы. Все трое проводили его на станцию, горячо обняли у вагона, вытирая слезы, помахали вслед.
И поезд повез его на восток.
Станции были переполнены людьми. Ехали домой бывшие фашистские узники. Ехали угнанные на работы. То и дело слышались лихие песни возвращавшихся домой русских солдат.
Судьба еще раз напомнила пареньку о пережитом.
На какой-то станции, кажется, в Остраве, когда поезд уже отходил от перрона, Вася вдруг увидел в кипевшей там толпе долговязую фигуру сумасшедшего бухгалтера. Люди около него пели. Мимо пробивалась куда-то группа женщин. Сзади пожилой мужчина в котелке, обезумев от радости, целовал только что сошедшую с поезда девушку, видимо, дочь, плакавшую у него на груди. За ними стоял русский эшелон с демобилизованными, которые прямо у открытых дверей выбивали вприсядку трепака. На них смотрели чешские девушки и то смеялись, то плакали.
Кричало радио. Звонил станционный колокол, оповещая о подходе очередного состава.
А сумасшедший, возвышаясь над этим кипящим муравейником, тревожно поворачивался то в ту, то в другую сторону - пытался что-то понять и не мог.
"Так ведь он же не знает, куда ему ехать", - догадался Вася.
Но поезд уже набрал скорость. Высокая фигура старика быстро проплыла назад. Мелькнул конец перрона.
И вот уже кончились последние улицы города. И поезд с протяжным гудком вырвался на просторы чужих полей, спеша к России...