Разведчик
Шрифт:
А больше он ничего не сказал. Да и незачем было. Все было и так просто и ясно, как видимость в хороший день, когда воздух сух и прозрачен и скрадывает расстояние. Так что кажется: тот молоденький ясень на краю опушки, он ведь совсем рядом, руку протянуть — и коснешься листвы!
На самом-то деле там было метров сто, может, и чуть больше. Потому капитан и выбрал для меня это место — даже если они идут уже развернутой цепью, на открытой местности я положу их носом в землю, и им придется тратить время сначала на отползание, а потом — на обход… те самые минуты.
Как
Любовь… каждый ведь свое любит и по-своему. Кто — гарну дивчину, кто родителей-стариков да деток своих малых, кто Родину-мать, а кто — партию родную. Не в этом суть-то…
Просто понять надо: выбор свой ты сделал, еще когда на эту дорогу стал! А уж какая плата тебе выпадет — судьба королевства сказочного… или королевы. Или перебитый трак, который на раз-два заменят… горелое пятно от бутылки на броне. Одна удачная очередь — а больше не дадут, они ведь не дураки, в ягдкомандах дураков не держат. Всего одна щедрая, на полдиска очередь, а потом тебя прижмут огнем, их много, ты один… и пока те, что прямо перед тобой, не дают высунуть нос из-за укрытия, другие обходят с флангов, в лесу это просто.
Тот бой я вспоминал часто. И — уверен! — не будь за мной ребят, я бы не ушел оттуда. Но капитан оставил меня не за тем, чтобы я красиво сдох, разменявшись на десяток фашистских гадов. Капитан назначил семь минут, и права умереть у меня было сколько хочешь, хоть залейся, — а вот права пропустить их раньше не имелось.
Тот бой я вспоминал часто, хотя сам бой почти и не запомнил. Слишком быстро все происходило, быстро и, что называется, на пределе чувств, и думать было особо некогда. Память и прочие мыслительные функции включились позже, когда я лежал за вывернутым корнем и все никак не мог понять, не мог поверить — не мог осознать, что жив. Живой — а они ушли, просто ушли, в горячке схватки я даже не уловил тот миг, когда среди лающих команд прозвучала та самая, на отход.
Почему они отступили, что в какой-то неуловимый миг сломало их? Вряд ли я когда-нибудь узнаю это. Ребята, когда я рассказал им, тоже лишь пожимали плечами. Повезло… и на войне иногда случаются чудеса.
Может, конечно, все было просто — одна везучая пуля, и какой-нибудь обер-лейтенант, зажимая дыру в боку, просчитал: если вычесть четверых носильщиков для его драгоценной персоны, то оставшихся будет слишком мало. Зато если отступить, сославшись на «неожиданно упорное сопротивление противника», то раненому герою еще и крестик на шею навесить не пожалеют. Все просто — у кого-то на той стороне опушки оказалась кишка тонка, и он платить ту самую любую цену не пожелал.
Ну и как же объяснить тебе, товарищ волшебник, что думать в такие вот, как сейчас, моменты надо не о жизни-смерти, не о любви и прочей лирике, а о том, что ДОЛЖНО БЫТЬ СДЕЛАНО?! Если ты этого сам за триста лет не понял. Жил-жил, а ума-то и не нажил.
— Знаешь, дядя, — говорю. — Неохота мне с тобой спорить, да и просто времени жалко. Так что возьми и вбей себе в башку — вопрос закрыт. Давай лучше на деталях сосредоточимся. Что тебе для заклинания нужно, в смысле ингредиентов?
— В лаборатории замка есть все необходимое, — говорит Вальвик. — Но…
— Тогда чего ты тут еще стоишь? — перебиваю я его. — Живо! Одна нога здесь, другая дальше…
Мага словно ветром сдуло.
Пока он бегал, я по кабинету не торопясь походил… потом встал за стол, взял лист бумаги, открыл чернильницу. Перо было немного непривычное, даже не гусиное, а какое-то попугайское. Еще кое-что прокачал в голове и принялся инструкцию для волшебника составлять — на предмет, что надо будет к моему возвращению достать, сделать и вообще подготовить.
Впрочем, пунктов у этой инструкции вышло не так уж и много.
Наконец Вальвик вернулся — даже не с подносом, со столиком на колесиках. Улыбается… довольный чем-то…
— Сергей, посмотри… — тычет на столик. — Уверен, этот камень немало поспособствует тебе.
Камешек и в самом деле хорош — правда, пока что для меня вся его хорошесть в размерах и расцветке заключалась. О чем я и сообщил.
— Так что, — добавляю, — единственная польза, которую пока вижу: когда патроны кончатся, взять этот булыган и в рукопашке вражьи черепа пересчитывать.
Маг чуть ли не обиделся.
— Во-первых, — говорит, — заряды к твоему оружию будут нескончаемы. Так же, как были стрелы Сарриге аг Онко. Во-вторых, в сем камне таится могучее древнее заклятие: «Огонь, что прожигает камень!»
— Ну, так бы сразу и сказал, — говорю. — А где у него спуск или там чека?
— Заклятие приводится в действие словесной формулой, — поясняет маг. — И если ты сумеешь запомнить…
— Даже и пытаться не стану, — отмахиваюсь я. — У меня и так в школе за стихи никогда больше четверки не было. Ты лучше запиши… вон на столе бумага, чернила…
Подождал, пока он с пером совладает — ну да, пару веков без практики, тут и не только буквы малевать разучишься, фамилию свою забудешь! — зашел сбоку, глянул.
— Нет, ну так дело не пойдет, — говорю. — Кыш из-за стола. Будешь мне по слогам диктовать.
Записал, показал магу — тот кивнул, встал, потянулся.
— Сколько тебе времени-то на приготовления нужно? — спрашиваю.
— В принципе все уже почти готово, — отвечает Вальвик. — Начать можно в любой момент.
— Хорошо, — говорю. — Тогда… на столе вон лист с инструкцией лежит, но тебя впрямую там только первый пункт касается. Остальное… растолкуют. Ну и… раз все готово, давай начинать.
— Сейчас?! — с изумлением переспрашивает маг.
Да уж, думаю, определенно местная тюрьма здравости рассудка не способствует. Впрочем, странно было бы, если б способствовала.
— Нет, через год! Чего нам ждать, дядя? Молодой луны? Весны? Если у тебя все готово…
— Разумеется, — смущенно бормочет Вальвик. — Но… я думал… тебе тоже нужно приготовиться…
— И как же?
— Я, право, не знаю…
— А я лево не знаю. И если ты до сих пор не понял, что готов я…
Маг вздохнул.