Разведчик

Уланов Андрей Андреевич

Брякнуть бы перед ним на дорогу гранату без рубашки — мигом бы затормозил. И стрелять бы не понадобилось — всадник бы от такой остановки кубарем через голову кувыркнулся. Да вот нет у меня гранаты без оболочки, не догадался сделать, пока возможность была. Чего ж еще кони-то боятся? Змей? Так и змеи у меня под рукой нет. Ну, есть вообще-то одна, змеюка первосортная, но ее под копыта не выкинешь.

Ладно. Буду стрелять в голову, а там посмотрим. Не с первой, так с третьей, глядишь, и завалю.

Всадник меж тем все ближе,

ближе… Я только подумать успел, что маленький он какой-то, и тут как грохнуло над самым ухом. Конь на полном скаку словно споткнулся, через голову перевернулся, всадник из седла вылетел, покатился, замер — и прежде, чем он очухаться успел, я к нему подлетел и носком сапога в висок заехал. Он и отрубился.

Гляжу — а парень-то весь зеленый. Словно ему на рожу пересадку кожи от лягушки сделали. И морда у него — почти как у тех тварей на гобелене, орков. Тоже клыки в пасти не помещаются. Только вот на орка он никак не тянет — росту в нем хорошо если полтора метра наберется.

Тут рыжая подбегает, с винтовкой наготове.

— Кто это? — спрашиваю.

— Гоблин.

Час от часу не легче. То у них тут орки, то у них тут эльфы какие-то, то у них мертвецы ожившие объявляются, теперь вот еще гоблины. Чего дальше будет? Танковая дивизия СС «Мертвая голова» в полном составе?

А воняет от этого гоблина так, словно не мылся он не то что с рождения, а и за девять месяцев до этого.

Ладно. Гоблин так гоблин. Как дерьмо ни назови… Нагнулся, отстегнул меч, отбросил подальше, поискал — нет больше ничего. Только собрался за пазухой пошарить — вдруг эти ребята уже и до внутреннего кармана додумались, — а этот гад ожил и как вцепится в руку своими клыками. Хорошо хоть в левую.

Но все равно больно жутко. Я чуть не взвыл, врезал этой зеленой гниде рукояткой по башке — гоблин снова обмяк.

— Что случилось? — рыжая подскакивает.

— Да вот, — показываю, — ладонь, гад, прокусил. Слушай, у него зубы, случайно, не ядовитые? А то болит зверски.

— Надо, — озабоченно так Кара говорит, — перевязать.

— Да знаю. У тебя индпакета не завалялось? У меня лично нет.

Опять, наверно, придется гимнастерку драть.

— Подержи винтовку.

Я второй рукой за ствол взялся, а рыжая откуда-то — вроде ж и карманов у нее на этой кожанке нет — белый лоскут выудила и пакетик какой-то.

— Бинтов ваших у меня нет, — говорит, — но пока можно этим перевязать, а в замке отец Иллирии посмотрит. Только потерпеть надо будет, потому что мазь целебная очень жгучая. Она, как же это по-вашему, дез-инф-ицир-ующая.

— Давай быстрее, — говорю, — а то мы на этой дороге как чирей на… лысине. Потом будем с вашей антисептикой разбираться.

Кара мне начала руку перетягивать — я в самом деле чуть не заорал. Еле-еле сдержался, только зубами заскрежетал. Да уж, думаю, от такой мази не то что микроб какой-нибудь или там бактерия — кто угодно сдохнет.

Ладно.

Перетянула рыжая мне руку кое-как. Я пальцами пошевелил — вроде действуют. Ну и хорошо.

Пнул зеленого — все еще без сознания, сильно я его второй раз приложил со злости. Пошел к лошади, смотрю — к седлу сумка небольшая приторочена. Сорвал — хорошо, что на том боку, который сверху — и только открывать собрался…

— Нет!

— Ты чего?

— Не вздумай открывать! — кричит. — На сумку наверняка заклятье наложено.

А ведь и верно, думаю, что им стоит сюда мину-ловушку запихнуть. В клочья, положим, не разнесет, но без второй руки остаться — это запросто.

Ну и черт с ними, думаю, притащу попу — пускай разминирует.

Подошел к гоблину, пошевелил его сапогом.

— А ну, — говорю, — вставай, тварь. Лежит.

Я «ТТ» из кобуры потащил.

— Кончай, говорю, — прикидываться, скотина. А то ты у меня и в самом деле тут лежать останешься.

Ага, понял. Зашевелился, глаза открыл, увидел пистолет — и мигом на ноги вскочил. Знакома ему, значит, эта штука, и прекрасно он знает, что ею сотворить можно.

— Вот так-то лучше. А ну, — стволом повел, — ком, божья коровка, только сначала хенде хох. Грабли подыми.

— Что ты с ним, — рыжая спрашивает, — делать собираешься?

— Нарезать, — отвечаю, — ма-аленькими такими кусочками, поджарить и…

Тут гоблин взвыл и на колени бухнулся.

— Не надо, — вопит на весь лес. — Не убивай меня, доблестный воин, пощади! И ты, благородная госпожа, молю тебя, попроси своего друга, чтобы он сохранил жизнь старому Крэку.

Знакомая картина. Слабоваты у зеленого поджилочки оказались. Черт, как бы он и в самом деле не обделался с перепугу, и так несет от него хуже, чем от выгребной ямы.

Гоблин было метнулся Карин сапог целовать, но рыжая ему так прикладом врезала — кубарем покатился.

— Ах ты, мразь, — шипит рыжая. — А когда ты и тебе подобные сжигали Горот-тейн, когда вы живьем жарили людей на ваших кострах и ржали, что мало досталось младенцев, а у стариков очень жесткое мясо, когда…

И винтовку наводит.

— Ну, хватит, — говорю. — Мы его не для того живым брали, чтобы тут же кончать. Остынь, Кара. Успеешь еще настреляться. Тем более — на эту мразь и патрона-то жалко тратить.

— А мне не жалко.

— Отставить, я сказал.

Кара на меня злобно зыркнула, но приказ выполнила. Поставила винтовку на предохранитель и на плечо закинула.

Гоблин башку приподнял, увидел, что живой, и ко мне пополз.

— Благодарю тебя, — скулит, — благороднейший воин, за то, что сохранил…

— Встать, — командую. — И лапы вверх поднять не забудь.

Гоблин поднялся.

— Жить, — говорю, — пока будешь. Но дышать — только с моего разрешения. Посмеешь вздохнуть без него — этот вздох и будет последним. Ясно?