Разведчики [антология]

Симонов Константин Михайлович

— Всё в тебе должно быть втрое больше хорошего бойца, — говорил сержант Сундуков, прославленный разведчик, «артист» своего дела. — Хороший боец хорошо стреляет, а ты стреляй лучше его втрое. Хороший боец смел, а ты будь смелее его втрое. Вот и соблюдай пропорцию.

Помогла служба на границе, умение воевать в одиночку, слушать, терпеливо ждать, а если надо, действовать мгновенно. И в июльское утро у плетня стоял уже не ученик, а опытный разведчик Иван Богатырь со своим неразлучным напарником Николаем Долговым.

Ударила немецкая пушка. Снаряд курлыкнул над головой и разорвался далеко позади в городском предместье. Утро

наступило.

— Пошли, — сказал Долгов Богатырю. — До ночи надо выспаться.

Они вошли в землянку, улеглись на нары, устланные сухой кукурузной листвой, но заснуть не могли. Сначала они курили до одури, одну цыгарку за другой, без остановки. Потом Богатырь стал рассказывать про то, как он работал токарем на паровозоремонтном заводе в Днепропетровске, как его там несколько раз премировали наперекор одному человечку, с которым он цапался каждый день. И хотя Долгов не раз слышал все эти рассказы, он лежал молча и не перебивал товарища. Богатырь говорил и через каждые пять минут поглядывал на часы. Ночь! Придёт ли она когда-нибудь?

Ночь всё же пришла. Темень над степью стояла такая, хоть глаза выколи. Темень — хорошо! И то, что ветер шелестит травой, — тоже хорошо. Лучшей ночи для разведки не выдумаешь.

Богатырь полз глубокой лощинкой рядом с командиром группы лейтенантом Фурсовым, позади, на равном расстоянии друг от друга пробирались остальные разведчики. Люди ползли так бесшумно, что просто душа радовалась: ни камешек не покатится, ни сучок не треснет. Теперь Богатырь был уже спокоен — день, полный волнений, остался позади.

Штаб румынской дивизии, куда шли в «гости» разведчики, стоял километрах в двенадцати от переднего края.

Разведчики перешли линию фронта на стыке двух неприятельских полков, миновали вражеские землянки и лощиной выбрались к просёлочной дороге; отсюда до штаба дивизии оставалось ещё километров шесть.

— Пора добывать пропуск, — сказал лейтенант.

Вся группа осталась в высокой траве, а Богатырь и Долгов, знавший румынский язык, подползли к самому просёлку и залегли. Мимо прошли двое румынских солдат, охранявших дорогу. Богатырь дал знак Долгову, и они поползли вслед за патрульными. Это была трудная, изнурительная прогулка, и, как на зло, навстречу ни живой души. Долгов слегка занервничал, но Богатырь был спокоен. Он знал одно: надо добыть пропуск, и, если придётся, будет пробираться ползком и двадцать километров. Можно было, конечно, дойти до штаба без пропуска, но Богатырь любил рисковать только в деле, а не по дороге к нему. Наконец, судьба всё же улыбнулась разведчикам. Где-то на повороте дороги скрипнула повозка. Караульные вскинули ружья и крикнули: «Стой!». Повозка остановилась, чуть заметная во мраке. Теперь нельзя было зевать. Богатырь и Долгов подползли к повозке вплотную.

— Пропуск? — спросил один из патрульных.

— Палаш, — шопотом отозвался повозочный, — отзыв?

— Примария, — чуть слышно произнёс патрульный.

Но и этого шопота было достаточно для чуткого уха Долгова.

К хутору группа разведчиков добралась в полночь. До восхода луны оставалось не так уже много времени — надо было спешить. Пока всё шло как нельзя лучше. Домик, в котором помещался штаб, был бесшумно обложен со всех сторон. Богатырь и Долгов рассматривали его лёжа, снизу, потому что в темноте на фоне неба контуры его выделялись чётче. Дом был как дом, очень обыкновенный, несложный. На

углу маячила фигура часового.

— Часовой здесь ни к чему, — шепнул Богатырь Долгову.

— По-моему — тоже, — ответил Николай.

— Я бы предпочел, — сказал Богатырь, — чтобы на его месте стоял свой парень.

— Дам своего парня, — ответил лейтенант Фурсов, когда Богатырь доложил ему о часовом.

По знаку лейтенанта вперёд выполз плечистый боец.

— Теперь всё в порядке?

— Всё, — ответил Богатырь.

— Начинайте... Счастливо.

Богатырь поднялся, за ним поднялись Долгов и ещё один боец, и втроём, не таясь, двинулись они во весь рост прямо к штабу. Богатырь шёл впереди, небрежно насвистывая мелодию какой-то солдатской песенки.

...В штабной комнате было душно, и дверь стояла полуоткрытой. У стола, на котором горела керосиновая лампа, сидел румынский майор. У стены, на топчане, сладко похрапывая, спал в одежде второй офицер.

Долгов сильным ударом оглушил майора. Офицер пошатнулся. Николай Долгов подхватил его одной рукой, другой, свободной, быстро достал из кармана стальные браслеты, и не успел майор очнуться, как браслетные замки щёлкнули на его руках и во рту очутился надёжный кляп из кострицы.

Когда с майором было кончено, Богатырь улыбнулся.

— Красиво, — сказал он.

В его устах это было высшей похвалой. Он любил, когда люди красиво делали свое дело.

Теперь оставался спящий офицер. Богатырь склонился над ним и осторожно перевернул его на бок, чтобы заложить за спину руки. Офицер промычал что-то во сне и мотнул головой. «Силён спать», — подумал Богатырь, вытащил из кармана браслеты и защёлкнул их на руках офицера. Румын проснулся. Мутными спросонья глазами глядел он на Богатыря. Взгляд его скользнул к столу и остановился на майоре. Г лаза офицера расширились, губы разомкнулись для крика.

— Браток, не торопись, — спокойно предупредил его Богатырь и сунул ему в рот большой клок кострицы.

Не теряя времени, разведчики принялись за ящики стола. В сторону летели чистые листки бумаги, отбирались только те, на которых было что-нибудь написано. Потом Богатырь с Долговым перешли к шкафу. Они раскрыли дверцы и увидели на полках чинно расставленные папки.

— Это товар! — крякнул Богатырь.

— Попробуй, унеси его, — сказал мрачно Долгов.

Богатырь окинул взглядом папки. Их было очень много; они стояли плотно прижатые друг к другу, с аккуратными наклейками на корешках.

— А знаешь что, — сказал Богатырь, — давай отбирать по датам. Которые поновее, те и заберём.

На самой верхней полке Богатырь нашёл ярко-желтый кожаный портфель.

— Это что? — спросил он у Долгова, вытаскивая из портфеля бумаги.

Долгов перелистал бумаги.

— Личное дело командира дивизии!

Все было кончено. Богатырь в последний раз окинул комнату.

— Пошли, — сказал он офицерам, махнув пистолетом. В эту минуту Ивану страстно захотелось, чтобы, вот здесь, в комнате штаба румынской дивизии, в этом зверином логове врагов, увидели бы его, Ивана Богатыря, старший лейтенант Денисов и отец. Отец кашлянул бы и сказал: «Хорошо носишь фамилию», а вот что сказал бы Денисов, лейтенант пограничных войск, отдавший пятнадцать лет жизни границе, учитель Ивана? Пожалуй, он бы только улыбнулся и бросил своё излюбленное: «Шагай, шагай, чекист». «Где он сейчас, — подумал Иван, — жив ли?»