Разведчики и шпионы
Шрифт:
В другой раз Черняку необходимо было обосноваться в стране, где он должен был играть роль довольно состоятельного коммерсанта. И как раз в этот момент кто-то из чиновников в Москве распорядился срезать жалованье разведчика на четверть. Конечно, жить на эти деньги без особых запросов было можно, но вот прилично одеваться, заводить нужные знакомства, водя потенциальные источники информации по ресторанам, без чего немыслима работа разведчика, было уже нельзя. И ему приходилось выкручиваться, снова ища себе побочные заработки. А ведь на это уходило драгоценное время.
Хорошо еще, что Черняк жил в это время один,
Сложности жизни
Немало средств у разведчика съедали и транспортные расходы. Ведь Черняк в те годы постоянно колесил по предвоенной Европе, часто проезжая то через одну, то через другую страну как транзитный пассажир.
Между тем, переезжая из страны в страну, разведчик в каждой должен был держаться как ее гражданин, знающий быт, нравы, нормы поведения, язык. Это требовало не только владения иностранными языками – а Черняк в совершенстве владел румынским и венгерским, английским и чешским, на французском и немецком изъяснялся с одинаковой легкостью и вполне сходил за коренного жителя Эльзаса, – но и соответствующего гардероба, документов и т. д. А вот с этим бывали проблемы.
А потому, случалось, Черняк сам менял фотографии в паспортах, изготовлял и ставил необходимые штампы… Переходя на нелегальное положение, разведчик жил на квартирах проверенных людей, которые часто знали его как партийного работника, которому требуется укрытие, но не подозревали о его жизни разведчика. Стараясь не попадаться на глаза соседям, он выходил из дома и возвращался по возможности в темноте, периодически меняя места ночевок.
И все-таки время от времени и ему случалось оказываться на грани провала. Вот лишь один случай. Когда Черняка в очередной раз вызвали в Москву, его легальный румынский паспорт оказался «испорчен» советской визой. Но для обратной дороги паспорт еще был нужен, и потому в нем стояли визы польского и австрийского консульств в Москве.
Лишь после прибытия в Вену, перед регистрацией в гостинице, Черняк должен был уничтожить легальный паспорт и заменить его точной копией, подготовленной в Центре. Новый документ был зашит между подкладками чемодана.
В Центре ему купили железнодорожный билет до Вены, выдали 80 американских долларов на покупку билета 2-го класса от Вены до Парижа и уплату за французскую и швейцарскую визы, изложили условия встречи с человеком ГРУ в Париже – опознавательные приметы, пароль и так далее.
Казалось бы, все подготовлено идеально. Вот только новый паспорт «зашили» в чемодан приличных размеров, с которым трудно было зайти, например, в туалет. И когда у Черняка в венском отеле, где он намеревался снять номер, спросили паспорт, он похолодел. Что делать? «Липовый», который надлежало предъявить, был спрятан так хорошо, что извлечь его было трудно.
Портье молча ждал. Ян тем временем не спеша заполнял анкету гостя, усиленно соображая, как выйти из положения. Наконец, придумал. Спокойно сказал портье, что паспорт находится в багаже, и он предъявит его тотчас после того, как распакует чемодан, переоденется и спустится в ресторан поужинать. Портье пожал плечами, но согласился на такой вариант. Ведь клиент всегда прав.
Гражданин СССР
И все-таки, несмотря на свою тончайшую интуицию, всевозможные предосторожности, Черняк
В мае 1945 года Ян Черняк был переброшен в США с заданием работать по манхэттенскому проекту, то есть, говоря иначе, добывать секреты производства американской атомной бомбы. Он нашел необходимые источники, наладил работу с ними.
Но тут лейтенант Игорь Гузенко – шифровальщик канадской резидентуры ГРУ – 5 сентября 1945 года попросил политическое убежище на Западе. Из прихваченных им с собой секретных документов были выявлены имена почти двух десятков агентов советской военной разведки.
Мог попасть под подозрение и Черняк. Так что Центр принял решение – отозвать его из США. Вывезти Черняка должны были нелегально по документам одного из моряков советского корабля, зашедшего в американский порт.
За три недели до этого связник информировал разведчика об отъезде, сообщил план посадки, явки и пароли, но зачем-то потребовал еще фотографию и описание самого разведчика – в чем будет одет, размеры одежды и обуви.
Это сразу насторожило разведчика. «Условия, выработанные для посадки меня на судно, – писал он позже, – были ненужно усложненные, будто бы срисованные с романтической кинокартины…»
Черняк назвал план идиотским. Но делать было нечего, пришлось его исполнять. В гостинице моряк, роль которого необходимо было исполнить Черняку, и разведчик поменялись одеждой. И тут выяснилось, что перчатки разведчика малы моряку. А надеть их было необходимо, чтобы скрыть татуировку на руках. Получается, что об этой «мелочи» никто из принимающих не подумал.
Черняку все это так не понравилось, что, едва попав на борт корабля, он тут же попытался уничтожить удостоверение личности и регистрационную карточку гостиницы, бывшие при нем. Принимавший его агент воспротивился этому, сказав, что документы еще пригодятся, но Черняк тут был неумолим. Вырвал страничку с фамилией и фотографией и тут же сжег их. Ему вовсе не улыбалось, чтобы его личность «засветилась» в каком-либо зарубежном досье.
С горем пополам, время от времени прячась от досмотра в пространстве между баками над каютой командного состава, разведчик добрался до Севастополя. Ян Черняк ступил на советский берег и вскоре оказался уже в Москве.
Именно здесь, в возрасте 36 лет он должен был начать новую жизнь. Путь на Запад теперь ему был на долгое время заказан. По крайней мере до тех пор, пока точно не станет известно, кого именно выдал Гузенко.
Получив скромное жилье и советское гражданство, с мая 1946 года он начал осваивать новую роль – неприметного советского служащего. Некоторое время он состоял референтом ГРУ, затем многие годы работал переводчиком в ТАСС.
В свободное время он стал ходить в сад «Эрмитаж», где играл в шахматы со случайными партнерами. Там на лавочке и познакомился с человеком, который, в свою очередь, познакомил его с подругой своей сестры – милой 22-летней студенткой мединститута Тамарой. Позднее он узнал, что эта хрупкая девушка прошла войну, воевала в зенитном расчете. Он еще неважно изъяснялся по-русски, она кое-как по-английски, и в первую встречу они сели играть в шахматы. На следующий день он передал ей полную запись сыгранных партий. Девушку поразили память этого человека, его интеллект, выдержка и необычайная интеллигентность.