Разведенные мосты
Шрифт:
— И как же он жил?
— Была пенсия. Маленькая, но всё же платили. Подрабатывал ещё и столярным ремеслом. На какой-то всемирной выставке сработанный им из красного дерева шкаф занял второе место. Ну, вот и оттуда прислали деньги. Человек живуч, а писатель — редкая порода людей, им нужна особая крепость.
— Скажите мне, если это не секрет: как справляетесь вы со своим новым положением, особенно вот теперь, когда ушла из жизни Надежда Николаевна? Геннадий Андреевич говорил, что вы после статьи Яковлева, в которой он назвал вас вредным писателем,
— А ничего. Могу ещё раз повторить вам: человек живуч. Вот и я, довольствуюсь малым. У меня есть садик, огород, а ещё и пчёлы. Они меня любят и регулярно, из года в год, приносят мёд. Очень хороший, майский… А летний и осенний я у них не отнимаю, зато они и живут хорошо, семья в каждом улье за сто тысяч особей. Вот приезжайте в Москву, и я вас угощу майским мёдом.
Я подозвал официантку и хотел расплатиться, но она, взглянув на Люцию Павловну, сказала:
— Вы мне ничего не должны.
Люция Павловна поднялась, и мы пошли. Я с ноткой неудовольствия заметил:
— Вы напрасно взяли на себя мою роль.
Люция Павловна решительно проговорила:
— Я хозяйка, а вы гость. И уж извините: у меня тоже есть своя роль.
Вечером гуляли по парку. Нам встречались люди, живущие с Люцией Павловной в одном доме. Я обратил внимание на приветливость моей спутницы и на то, как она охотно и с удовольствием представляла меня женщинам и мужчинам, говорила:
— Это друг покойного Геннадия Андреевича.
И кокетливо добавляла:
— И мой, конечно.
Те же, кто её давно не видел, восклицали:
— Вы совсем не меняетесь! До неприличия молодая.
Люция Павловна потом мне говорила:
— Не люблю таких комплиментов. Фантазии нет; повторяют одно и то же.
Я не хотел впадать в банальность и все-таки пытался убедить в искренности её знакомых. Говорил, что у неё тот счастливый тип лица и конституции всего облика, которые позволяют человеку долго оставаться молодым. И так уж устроено природой, что женщины, в отличие от мужчин, дольше сохраняют лёгкость хода и статность осанки.
— Хорошо, если так. Но вы лучше скажите о своих планах.
— Планов у меня нет. Работать в стол больше не буду: энтузиазм выдохся. Я человек русский, а русскому писателю в России жить становится всё труднее. Вернулся бы в журналистику, но меня от одного только воспоминания о газете или журнале в дрожь бросает. Я вот к вам в Питер приехал, здесь вода кругом, утопиться легче.
Люция Павловна задумалась, моя шуточка ничуть её не задела. Заговорила серьёзно и с печалью в голосе:
— Работа работой, но, как мне кажется, главное, что грозит человеку, — одиночество.
Я осмелел и решил перевести беседу на свою проблему.
— Позвольте мне быть с вами откровенным; вы сами говорите, что мы друзья, а друзей у человека всегда бывает мало. Вы молоды, привлекательны — вам ли думать об одиночестве?..
— Ну, а вам — тем более. За вами выбор. Понравилась женщина, распускайте хвост, обаяйте — и конец вашему одиночеству.
И тут я решил сыграть ва-банк:
— Не знаю, как другие мужики, оказавшиеся в моём положении, но я, как мне кажется, устроен странно: создавая меня, Творец забыл вложить то самое свойство, о котором в народе говорят: руби сук по себе. Я понимаю, что стар и не способен зарабатывать деньги на достойную жизнь, а глаза пялю только на хорошеньких женщин. Я недавно с дочерью говорил, спросил у неё совета: жить мне одному или попытаться во второй раз жениться? Она, не задумываясь, сказала: «Обязательно жениться!» И потом добавила: «Только на такой женись, которая тебе сильно понравится. Вот если мне придётся в третий раз выходить замуж, я пойду только за принца».
Люция Павловна сказала:
— Ничего странного в вашем характере нет, я тоже «пялю» глаза только на достойных, и тоже если пойду замуж — только за принца. Это — биология. Так устроены все живые существа в природе. Будь они устроены иначе, жизнь на земле давно бы прекратилась.
— Ну, вот, — заговорил я упавшим голосом. — И вам подавай принца. А я уж было хотел вам предложить руку и сердце.
— И что же? Что же вам мешает?
— Но какой же я принц?
— А вы, что же, думали, что принц в моём понятии — это двадцатилетний парень, строен, красив, да ещё и чемпион по боксу?.. Для меня принц — человек серьёзный, постарше меня, и обязательно такой, с которым мне было бы интересно.
О главном, о моей материальной несостоятельности, я решил не говорить. Будь что будет! Остановился, сказал:
— А я хоть немного похож на принца в вашем представлении?
— Вполне! — сказала она и засмеялась.
— Нет, вы скажите серьёзно. Если уж говорить начистоту, я и приехал в Питер только затем, чтобы услышать от вас ответ на этот вопрос. Не стану произносить высоких слов «Люблю! Схожу с ума!..» и так далее, но скажу откровенно: из всех женщин, которых я знаю, нравитесь мне только вы. Ну?.. Пойдёте за меня замуж?
— Попробую, — ответила она не задумываясь.
Я взял её руку и поцеловал.
Люция Павловна оформила отпуск на три месяца, и мы поехали в Москву.
Первое, что мы сделали в столице, встали на очередь в ЗАГС для закрепления нашего союза. Несколько дней пожили на квартире, теперь нашей общей семейной. Дочери Светлане я не звонил; знал, что она с детьми и с мужем приедет в пятницу на дачу, и мы решили поехать туда с Люцией Павловной.
Вечером нам позвонил профессор Степан Михайлович Жданов, знакомый нам с Люшей по Союзу борьбы за трезвость. Сказал, что недавно в Москве возродилась старейшая в славянском мире Греко-Латинская академия. Теперь она называлась Международная славянская. От имени только что избранного президиума Степан Михайлович предложил мне подать заявление на соискание члена академии и обещал поддержку при избрании. В первую минуту я не знал, что и ответить. Спросил: