Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
Шрифт:
Оживленная беседа моих спутников начинала меня беспокоить, скажу даже больше, вызывала определенное нервное напряжение. Я вышел в коридор и был очень рад, что там никого не было. В вагоне было вообще мало пассажиров.
Я прижался своим пылающим от теснивших его возбужденных мыслей лбом к холодному стеклу и внимательно смотрел в окно. Признаюсь, раньше эти места меня никогда так не привлекали. Я старался запомнить на всю жизнь каждый домик, деревья, поля и кустарники, станции. Все было мне мило и дорого, все казалось родным и близким.
Финский вагон, мои попутчики постоянно напоминали, что, оставаясь навечно духовно связанным с Родиной, физически я перехожу в другой мир. Именно потому в этой
Многие из моих друзей в 1937 г. мне завидовали, узнав, что я впервые уезжаю за границу, в Испанию, завидовали еще больше после 1938 г., когда я ехал на работу в Европу. Они не верили, когда я утверждал, что с большим удовольствием остался бы у себя в Ленинграде, окруженный вниманием и заботой, любовью и лаской родителей, близких, друзей и товарищей детства и юности, продолжил бы занятия в институте. Мои друзья думали, что в глубине души я торжествую. Торжествую оттого, что мне оказывается доверие при направлении на работу за границу, что смогу повидать и изучить мир, расширить свой кругозор, познания.
Многие из них не понимали, что такое жизнь вдали от Родины, от дома, от родных, а я уже частично это испытал, находясь в Испании. Они не знали и того, что я тщательно скрывал, что на этот раз еду не как советский гражданин, а как иностранец, на нелегальную работу со множеством сложностей при моей легализации и дальнейшей жизни.
Невольно вдруг зародилась одна не только неприятная, но и тяжелая мысль. Меня вернуло как бы к реальности то, что доносилось из моего купе, – смех, громкие выкрики. Я почувствовал свою неподготовленность еще в одном вопросе. Пассажиры, с ними я, «мексиканец», могу не общаться, не зная их языка, а финский таможенник, увидев мой мексиканский паспорт, подумав, что я турист, не удивится ли, что в чемодане у меня только сменная рубашка, носки, пижама, шлепанцы, мыло, бритва, зубная щетка и паста? Набор сопровождавших меня вещей не соответствует богатому мексиканцу. Неужели мне не могли подсказать, как я должен подготовиться к поездке? Значит, еще одна общая ошибка, которая может вызвать неприятности!
Поезд приближался к Белоострову – последней, пограничной, станции Советского Союза.
Состав останавливается. Пассажиры взяли свой багаж и вышли из вагона. Беру свой чемодан и я, следую за малочисленной толпой иностранцев. Надо пройти паспортные и таможенные формальности. И вновь переживания! Направляюсь к столам, за которыми сидят пограничники. Здесь я должен пройти проверку паспорта. И вдруг совершенно неожиданно у стола, подавая мой «мексиканский» паспорт, я вижу свою бывшую ученицу. Она проходила занятия на курсах усовершенствования переводчиков «Интуриста», а я, как уже упоминал раньше, преподавал на этих курсах военное дело. Она, исполняющая сейчас обязанности переводчика при проверке паспортов, устремила свой сосредоточенный взгляд на меня. Я понимал, что она переживала, видя меня с «мексиканским» паспортом. Я спокойно, во всяком случае, делая вид спокойного человека, смотрел на мою бывшую ученицу. Встреча была неожиданной и опасной. С одной стороны, я не хотел бы, чтобы кто-либо знал о моем отъезде с иностранным паспортом за границу. С другой стороны, у меня возникла тревога: а как расценит мой отъезд за границу по мексиканскому паспорту эта переводчица, хорошо знавшая меня?
К счастью, все прошло спокойно. Видимо, она уже знала о том, что некоторые советские граждане выезжают за границу по заданию правительственных органов нелегально. Зная, каким авторитетом я пользовался не только в нашем институте, но и в административных органах, она могла догадаться, что я, уже участвовавший в национально
Просмотрев мой паспорт, имеющиеся визы, пограничники поставили в нем штамп о выезде из СССР. Одновременно была проверена справка Госбанка, дающая мне право на вывоз довольно значительной суммы валюты – долларов.
Оставалось пройти еще таможенную проверку, а она была буквально молниеносной, и направиться в вагон, где число пассажиров несколько увеличилось.
Около нашего вагона я заметил советских пограничников в своих серых шинелях и зеленых фуражках. Не исключена возможность, так мне тогда показалось, что во время нашего отсутствия они произвели тщательный досмотр вагона.
Признаюсь, я смотрел на них с любовью, но в то же время обратил внимание на то, что пограничники зорко следили за нами, иностранными пассажирами, возможно подозревая, что среди нас есть враги советского народа. Я не исключал возможности и того, что на меня они смотрели с тех же позиций. Ведь они не могли предположить, что я, «мексиканец», в свою очередь, смотрю на них с любовью и тоской, что мне хотелось бы выскочить из уже тронувшегося поезда, подбежать к ним, обнять, прижать к сердцу и громко крикнуть: «Не отпускайте меня, оставьте меня дома!»
Те из читателей, кто хорошо знаком с «правдивой» литературой о разведчиках, опубликованной у нас, нашими авторами, а особенно с переводами зарубежной литературы, возможно, не поймут меня, подумают, что я рисуюсь. Но правда есть правда! Последние минуты пребывания на Родине для патриота, покидающего ее для пользы народа, ее самой, являются особенно тяжелыми.
Хочу подчеркнуть, что на границе в Финляндии к нам относились не так формально, как у нас, видимо понимая, что мы уже тщательно проверены.
Переехав через границы Советского Союза и Финляндии, я очутился в незнакомом мне государстве, на поприще новой работы, в которую должен внедряться, в новых условиях, к которым должен был привыкнуть.
Если в самом начале пути я себя чувствовал полностью изолированным от моих соседей, то сейчас, «правда не зная ни русского, ни финского языков», я смог с помощью известных мне французского, испанского и немецкого установить контакт с некоторыми другими пассажирами.
Итак, поезд шел по Финляндии, приближаясь все быстрее и быстрее к столице – Хельсинки (Гельсингфорс – шведское название этого города).
Несколько опережая события, которые мне пришлось вскоре пережить, считаю нужным особо подчеркнуть, что в то время, когда я впервые в апреле 1939 г. пересек финляндскую границу, которая находилась от Ленинграда всего в 32 километрах, я не мог предположить, что в результате провокаций, допущенных Маннергеймом совместно с Гитлером, здесь пройдет война. Никто не мог предвидеть, что 20 ноября 1939 г. начнется финляндско-советский конфликт, который продолжится до 12 марта 1940 г.
Финляндия была первой страной, которую я должен был посетить за пределами Советского Союза. Я уже рассказывал, что в Москве в Библиотеке им. В.И. Ленина пытался пополнить знания не только в части моей «родины» – Уругвая, но и других зарубежных стран. О Финляндин, естественно, я немного узнал еще на уроках географии и истории в школе. Сейчас в этом отношении был абсолютно спокоен.
Я хорошо знал, что в результате русско-шведской войны (1808–1809) Финляндия вошла в состав России. Решения Боргоского сейма 1809 г. содействовали развитию финляндской государственности. Именно тогда были заложены основы финляндской автономии в составе Российской империи. Она стала именоваться Великим княжеством Финляндия, а во главе его стоял российский император. Его именовали Великим князем Финляндии.