Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)
Шрифт:
Уже рассветало, когда он увидел, что турки окружают одну из каменоломен. Конница на рысях понеслась к каменоломне, а за нею следовала, быстро разворачиваясь, цепь нашей пехоты. Неприятель остановил окружение и поспешно стал отходить назад от каменоломни, открывая русское наступление огню своей артиллерии. Когда ф[он] Шак с передовыми сотнями доскакал до каменоломни, оттуда выбежало человек 15–17, почти всех раненых, пехотных солдат… Они с криком радости подбежали к ф[он] Шаку, хватая за стремя своего командира полка с громким криком: «Ваше высокоблагородие! Спасибо, наш отец-командир! Выручил нас, а то наш ротный командир нас туркам продал!..»
Распорядившись выносом раненых и ближайших убитых, что исполнили спешенные казаки, ф[он] Шак начал свой отход от каменоломни. Искусно маневрируя
20
Табор – батальон пехоты в турецкой армии, состоял из 8 рот, по штату имел 774 человека.
С этих пор за ф[он] Шаком утвердилась слава не только храброго человека, но отца-командира, который не покинет своих подчиненных ни в какой беде. Солдаты восхищались им, как образцом солдатской доблести во всех отношениях.
Произведенный затем в генералы, он быстро повысился до поста начальника дивизии, считаясь одним из старейших и заслуженнейших строевых кавказских генералов с огромной популярностью как среди войск, так и туземного населения.
Вот у этого доблестного начальника мне и выпало счастье начать мою самостоятельную войсковую службы, да еще на крайне ответственном посту. Конечно, я со всем усердием, на какое только был способен, ушел в это дело, не щадя своих сил.
Учение полков 39й пехотной дивизии предстояло для меня большой интерес, и я охотно посещал их, а также участвовал в производстве начальником лагерного сбора смотров полкам по частям и в целом. Роты были почти полностью военного состава, и впечатление от полка внушительное. Очень хорошо выглядел строй полка в скромных черных мундирах без всяких блестящих пуговиц и застежек. С величайшим усердием работал как весь офицерский состав, так и каждый рядовой в лагерных учениях, понимая, что предстоит в первый раз в жизни представиться войскам императору Александру III.
В неустанных трудах прошел уже месяц. Однажды, при утреннем докладе у начальника лагерного сбора, он дал мне прочесть совершенно секретное жандармское донесение из кр[епости] Карс начальнику штаба войск кавказского округа, присланное с резолюцией: «Начальнику] 39 пех[отной] дивизии. Расследовать и поступить по всей строгости законов».
Суть дела заключалась в следующем. Один из полков 39 пахотной] дивизии (Кубинский) был оставлен гарнизоном в крепости] Карс, и только три полка привлечены на ст. Михайловскую в лагерный сбор. Командир Кубинского пех[отного] полка, герой Русско-турецкой войны, отличный боевой штаб-офицер и превосходный хозяин в полку, любил играть в карты. В общественном клубе в Карсе он сел играть с какими-то приезжими именитыми гостями и сильно проигрался. Расплатиться было нечем. Тогда он вызвал к себе своего же полка офицера, дежурного по караулам, и спросил его строго официально:
– Кого и когда вы имеете право допустить к полковому денежному ящику?
– Заведующего хозяйственной частью и казначея полка, если они предъявят приказ командира полка о допущении их для выема денег из ящика, – последовал четкий ответ.
А командира полка имеете право допустить к ящику?
– Так точно, если он предъявит установленный допуск своим приказом, – отвечал дежурный по караулам.
Командир полка на листе бумаги крупно и четко написал приказ, проставил свой номер и скрепил его своею подписью.
– Приказываю вам доставить под караулом сюда ко мне полковой денежный ящик и лично при этом присутствовать!
Дежурный по караулам внимательно прочел приказ, тотчас вышел
В это время принесли из канцелярии полка казенную печать. Командир полка вместо взятых из шкатулки денег вложил туда форменную расписку, в которой указал, что на основании приказа номер такой-то и даты такой-то, он, командир полка такой-то, взял заимообразно для личных своих надобностей такую-то сумму денег, в удостоверение чего и подписывается. Запечатав сначала шкатулку, а потом и весь ящик, командир полка приказал дежурному по караулам принять снова ящик под охрану караула и отвезти его в установленное место. Приказание было точно исполнено. Жандармский полковник был свидетелем этого поступка командира полка и немедленно донес обо всем шифрованной депешей начальнику штаба Кавказского округа, который всю переписку препроводил г[енерал]-л[ейтенанту] ф[он] Шаку с грозной резолюцией главноначальствующего и командующего войсками.
Пока я читал, начальник лагерного сбора ходил тяжелыми шагами по своему дощатому бараку, сильно нахмурившись. Круто повернувшись ко мне, он сказал:
– Здесь нет кражи и ничего уголовного. Я знаю полковника Г. [21] с самой отличной стороны – это чистый и правдивый человек, самолюбивый и гордый. Он проиграл, заплатить приезжим гостям нечем, а занять не у кого, да и совестно. Он все обставил так, чтобы вина пала только на него одного, и не пострадал кто-либо из его подчиненных. Полки стояли в приграничной полосе, и каждый командир полка в своем полковом участке, по задачам штаба округа ведет приграничную разведку и слежку за противником. У него поэтому могли быть расходы секретные, о которых никто знать не должен, кроме него и меня, как начальника всей приграничной с Турцией полосе местности, так как моя дивизия находится в полной военной готовности. А потому признаю, что полковник Г. имел основания, беря деньги из денежного ящика, не обнаруживать перед всеми, а также и жандармским полковником, истинной своей цели. В чужом же кармане, где лежат и казенные, и свои деньги, никто не может утверждать, какими именно деньгами воспользовался этот человек для своей надобности. Вот мой взгляд на это дело. Но я считаю совершенно не соответственным афишировать свои хозяйственные распоряжения, вызывая денежный ящик с караулом в общественное собрание, командир полка мог просто проехать в караульное помещение и там сделать все, что требует закон в этом случае. Такую провинность я считаю достаточно покарать, не предавая виновного военно-полевому суду. Ведь приграничная полоса находится на военном положении. Надо выручить зарвавшегося игрока из беды, помня, что это истинный герой и доблестный командир во всех других отношениях. Поняли вы меня теперь? – обратился г[енерал]-л[ейтенант] ф[он] Шак ко мне.
21
155-м Кубинским пехотным полком в описываемое время (с 10.03.1884 г. по 10.02.1891 г.) командовал полковник Петр Петрович Принц.
Я молча поклонился.
– Ну, так садитесь и напишите мне рапорт в таком же духе с ходатайством перед командующим войсками о том, чтобы во внимание всей прежней доблестной службы полковника Г. мне было предоставлено наложить на виновного взыскание в дисциплинарном порядке, таем более, что по полученной мною телеграмме из Карса, полковник Г. взятую сумму полностью обратно вложил в денежный ящик, в чем я был всегда уверен, что он так и сделает.
Я довольно скоро написал такой рапорт, и прочел мою черновую. Генерал ф[он] Шак одобрил, и я тут же ее переписал четко и старательно, а затем дал ему подписать. Он внимательно прочел, надев свои очки, подумал, вздохнул и подписал.