Разведывательно-диверсионная группа. «Индеец»
Шрифт:
На этот раз Полундра на все сто процентов использовал свое преимущество – фактор внезапности. Что было силы оттолкнувшись от скалы, он бросился на противника сзади. Но под водой все движения замедленны. Американец уже начал разворачиваться, сообразив, откуда идет опасность.
Нож Павлова прошел всего в какой-то паре сантиметров от воздушного шланга, который старлей собирался перерезать. Они сцепились. У Полундры уже в буквальном смысле рвались легкие, ведь он пробыл без воздуха уже около двух с половиной минут. Его противник понимал это и потому не столько стремился как можно скорее расправиться со старлеем, сколько тянул время, удерживая его в своих объятиях. Да и напарник был где-то рядом, вот-вот должен появиться.
Полундре удалось все-таки высвободить не вооруженную ножом руку. И он сорвал с американца маску. Тут же надавил пальцами в глаза. От страшной боли гигант на мгновение ослабил хватку, и Павлову удалось вонзить нож ему в шею. Старлей вырвал лезвие. Густая струя крови протуберанцами расходилась в воде. Заряженное ружье выскользнуло из пальцев.
Полундра вырвал загубник у агонизирующего противника, жадно вдохнул воздух. А напарник погибшего уже спешил на помощь.
Старлей вновь не мог его достать первым. В руке только нож, а у того ружье. Противник поспешил нажать на спуск. Павлов успел уклониться от гарпуна и нырнул к выроненному гигантом ружью. Он выстрелил снизу, когда американец пытался настигнуть его. Острие пробило стекло маски и вошло в лоб. Аквалангист конвульсивно вздрогнул и, переворачиваясь, плавно опустился на дно.
Полундра, припав к загубнику своего акваланга, первым делом жадно отдышался. Головокружение, наступившее от нехватки кислорода, отступило...
Когда Михаил Павлов всплыл у борта катерка, было уже поздно. Его хозяин – Майкл Бауман – уже перебрался на борт яхты.
«Хорошо, что сумел уцелеть сам, – подумал Полундра, – придется менять план похищения. Подводная часть отпадает. Наверняка пришлют новых пловцов. Вот только убрать за собой не помешает».
Мертвые тела, акваланги и изрезанную ножом надувную лодку с мотором Павлов уложил на ил в подводной расщелине. Несколько камней, положенных сверху, довершили дело. Последним исчез в иле гигант. И уже больше ничего не напоминало о разыгравшейся в море трагедии.
Майкл Бауман не очень-то и сильно обрадовался появлению в тихой бухте соотечественников. Ведь надеялся же на тихое времяпрепровождение, настроился. А тут на тебе – шумное соседство. Надежда на то, что можно будет понемногу цедить виски в тайне от генерала-куратора, накрывалась медным тазом. Теперь соглядатаи, прячущиеся по кустам, наверняка доложат Хаутауэру.
Яхта причалила к короткому пирсу, из нее принялись выгружать на берег ящики. Шумная компания подвыпивших производителей клипов разбрелась по берегу. Будь ученый стопроцентным американцем, он, без сомнений, стал бы качать права. Как это так – он оплатил отдых в бухте, а тут ему вздумали мешать. Но, к своему счастью, Майкл Бауман родился в России и прекрасно знал тамошние нравы. Знал, что с выпившими лучше не ссориться. Единственный способ – это принять их правила игры. Рэпер с какой-то стати проникся к нему уважением. Так часто бывает, одна знаменитость нутром чует другую. Музыкант был первым в своей категории, тайный ученый, работающий на Пентагон, – в другой.
– Мы сильно шуметь не будем. Завтра у нас съемки, так что и пить будем умеренно. Ты, кстати, мужик, знаешь, сколько стоит съемочный день?
– Догадываюсь, что недешево.
– До хрена. Об этом тебе и продюсер скажет. А я, вот, могу просто взять и заболеть, упереться, запить, сдохнуть, в конце концов. И ни хрена он мне не сделает. Будет всю группу кормить-поить, суточные платить и дожидаться, пока я приду в норму. Вот что значит уметь себя поставить. Выпьем, пока столы с яхты притащат и разложат?
– Я бы больше не стал. Но мне не мешает, когда вы пьете.
– Ты чего? И пить больше не станешь?
– Я, вообще-то, не пью.
– Брось, сам видел. Или у тебя во флажке лекарство?
– Я понемногу пить привык, – в душе у Баумана вновь просыпался спавший уже много лет алкоголик.
– Не тушуйся. Во-первых, у меня вискаря немерено. Во-вторых, за все продюсер бабки платит.
– У него тоже бюджет, думаю, ограничен.
– А тут ты ошибаешься! У него нефтедоллары, один «клоун» подбросил, так ему мои песни нравятся.
Рэпер уже откупоривал бутылку, откуда-то достал стаканчики из блестящей нержавеющей стали. Один из стаканчиков непонятным образом оказался в руке ученого.
– Вздрогнули. И как эти буржуи вискарь маленькими глоточками пьют? Слабаки, – содержимое стаканчика влилось в широко открытый рот. – Ты не думай, я весь этот этикет долбаный изучил. Знаю, в какой руке вилку держать. Но пить глоточками не хочу. Разве что на прием к английской королеве пригласят. По поводу присвоения мне рыцарского звания. Ну, как сэру Полу Маккартни. С молодости так пить привык. Традиция, значит. Меня еще дед в детстве, когда родители в деревню на каникулы сдавали, так научил. Он у меня самогон гнал.
– Я тоже первый раз самогон в детстве попробовал. Свадьба была. А мне шесть лет. Я под стол спрятался и стащил себе стакан.
– Ты не рассуждай, а пей. И больше меня на «вы» не называй. Бросай свои интеллигентские штучки. Мы же с тобой на брудершафт пили. Или не помнишь?
– Отлично помню.
– Ну, и не гони.
Бауман вздохнул и тоже выпил залпом, как когда-то пил в России.
– Хорошо пошла? – рэпер сочувственно постучал закашлявшегося ученого по спине. – А теперь по второй.
Вторая пошла легче. Ученому показалось, что в мире прибавилось красок. В голове слегка зашумело.
– А девочки тут какие! Ты только посмотри, – нашептывал Бауману на ухо свалившийся на его голову змей-искуситель.
– Давай по третьей, – предложил ученый.
– Вот это правильно, вот это по-нашему…
Вискарь жидким янтарем заструился в стаканчики.
Глава 24
По большому счету, генерал Хаутауэр ненавидел Аляску. Он никак не мог взять в толк, что привлекает сюда многочисленных туристов из Штатов, да и со всего мира. Какого черта платить бешеные деньги за перелет, аренду вездеходов, катеров и моторных лодок? Ради того, чтобы мерзнуть и смотреть на голые скалистые вершины? Единственное, ради чего стоит выбираться в здешние места, это охота и рыбалка. Но подобное развлечение – на день-два, не больше.
Генерал привык смотреть на мир глазами профессионала – военного. Даже когда он созерцал в тройной стеклопакет своего штабного домика изумительный в своей природной дикости пейзаж, непроизвольно прикидывал, где и каким образом он разместил бы позиции.
«Вот этот заснеженный перевал идеален для того, чтобы поставить за ним минометную батарею. Дал с десяток залпов, и отходи. Меняй позицию...»
Хаутауэр делал два дела одновременно: краешком мозга рассуждал о выгодах местного ландшафта и тут же выслушивал доклад своего помощника, постоянно державшего связь с людьми, приставленными под видом егерей национального парка наблюдать за своенравным русским ученым.