Развестись нельзя мириться
Шрифт:
Потом пожалела, правда. А ну как решит с утра до вечера сторожить меня у аэропорта? С него станется.
А я не была готова его видеть, потому что… чертовски по нему соскучилась.
Вслух, конечно, я никогда никому об этом не скажу. Даже себе. Точнее, особенно себе. Но как заставить сердце разлюбить?
Из мыслей меня вывели голоса, раздавшиеся из холла — благо, дверь в кухню была приоткрыта, и я услышала.
Я вышла и увидела беседовавших у выхода мужчин: Михаила и Игоря.
Оба в строгих костюмах, причем на лицах ни следа усталости. Игорь улыбнулся и поздоровался со мной
Тут сверху спустилась и Мария.
— Всем доброе утречко! — прощебетала она.
— Доброе утро, Алина. Вы готовы? — обратился ко мне Михаил.
— Простите, потеря… — начала я, но тут из коридора вылетела запыхавшаяся горничная.
Она протянула мне телефон и добавила:
— В лежаке нашла. Сел просто, как мы и думали.
— Я готова! — повернулась я к Михаилу.
— Что ж, тогда в путь. А телефон не проблема, в самолете и зарядите.
Я попрощалась с Марией, и мы вышли.
Когда подходили к машине, каблук правой туфли вдруг застрял в маленькой выбоине, я нелепо взмахнула руками, вскрикнула и начала заваливаться.
Игорь в мгновение ока оказался рядом и прижал к себе, удержав от падения.
Я вздрогнула, а по телу тут же пронеслась странная дрожь.
Взгляд Лебедева словно потемнел, он сжал меня еще крепче и будто хотел что-то сказать, но лишь молча пялился прямо на мои губы.
— Э-э-э… Спасибо большое! — через пару секунд выдавила я, и Игорь словно очнулся от оцепенения.
Всю дорогу до аэропорта эта ситуация не давала мне покоя.
Глава 41. Blue
Алина
Я с раскрытым ртом рассматривала внутреннее убранство самолета: роскошные светло-бежевые кожаные кресла, отделка деревом. На полу — узорчатые ковры. Повсюду какие-то кнопки и кнопочки, назначения которых я не знала.
Но тут меня отвлек голос стюардессы.
Ее белоснежной голливудской улыбке позавидовали бы многие начинающие актрисы. Безупречная фигура, грамотно поставленная речь и безупречный же английский.
«Вот бы мне так…» Я давно самостоятельно изучала его, но сомневалась, что смогу когда-нибудь так бегло на нем разговаривать.
Игорь и Михаил устроились друг напротив друга, достали папки с бумагами. Видимо, готовились к встрече в Вене.
Я же забурилась в кресло за ними, чтобы спокойно зарядить телефон и подумать о своем.
Специально выбрала место, откуда Лебедев не сможет меня видеть.
Из головы никак не шел его взгляд и мои ощущения, когда он не дал мне упасть.
В тот момент перед глазами пронеслось другое падение, которое произошло во время третьего свидания с Герой. Он уже провожал меня домой, но тут я неудачно споткнулась, не заметив лежачего полицейского, и полетела вперед. Но Герман вовремя удержал, развернул к себе и прижал к своей груди. Мы замерли, глядя друг другу в глаза.
О-о-о, в тот момент я поняла значение выражения «между нами пробежала искра». Меня действительно словно током ударило. По коже пробежали мурашки возбуждения, захотелось, чтобы эти объятия никогда не заканчивались…
Так приятно оказалось стоять с ним там, в почти полной темноте. Только я и он. Весь внешний мир тогда будто смазался, по крайней мере для меня. А потом Герман легким
Сердце словно остановилось буквально на мгновение, а потом понеслось вскачь. Я обвила руками его шею и ответила. А он словно только этого и ждал… Робкий поцелуй стал более смелым и глубоким, и Гера прижал меня к себе еще крепче. Казалось, будто с каждой секундой этого поцелуя внутри росло и крепло чувство — одно на двоих…
Потом до самого дома мы шли молча, взявшись за руки, будто не желая прерывать то мгновение, стремясь вобрать его, запечатлеть в своей памяти навсегда.
Я встряхнула головой, отгоняя такие приятные, но такие болезненные воспоминания.
Игорь… Нет, с ним быть не смогу, несмотря на все его подарки и стремление впечатлить. Окончательно и бесповоротно я приняла это решение как раз в тот момент, когда он прижал меня к себе.
Да, по моей коже тоже побежали мурашки. Но отнюдь не желания или возбуждения, скорее тревоги. Бывают ли тревожные мурашки? Я не знала, но это определенно точно были именно они. Мне стало неприятно; его объятия показались чем-то чужеродным. Вместо того чтобы прижаться крепче, хотелось поскорее отстраниться, а еще лучше — убежать, скрыться. Наверное, он просто не мой человек.
И в один миг все его презенты стали бессмысленны, несмотря на их дороговизну. Я всегда думала, что мне, как и маме, важны именно подарки. Но теперь поняла, как глубоко ошибалась. Не нужны мне все эти знаки внимания, если прикосновения противны…
Другое дело, что и как сказать Игорю? Как не обидеть? Обижать его хотелось в последнюю очередь. Впрочем, он, скорее всего, всё равно обидится, что бы я ни сказала. Но быть с ним точно не смогу. Как ложиться в постель с человеком каждую ночь, если воротит уже от объятий?
Я тяжело вздохнула и закусила губу.
М-да, ситуация.
А сказать придется в аэропорту, лицом к лицу, главное — улучить момент и остаться с ним наедине, чтобы Михаил не услышал.
Игорь достоин того, чтобы женщина хотела раствориться в его объятиях, как я в объятиях Геры.
«Да е-мое! Ну сколько можно вспоминать этого предателя? Хоть зарастворяйся в его объятиях, толку-то, если ему одних мало, подавай еще чьи-то. Забыла уже, что ли, почему расстались?»
Не знаю, как делают другие, а я пока хранила компромат, чтобы иметь возможность на него «любоваться». Спросите, зачем себя так мучить? А чтобы вовремя вспомнить причину расставания, если вдруг сердечко решит всё забыть и вернуться к старому, простить.
Правда, пока этим компроматом не пользовалась, поскольку отвлекала работа и новая страна, но время пришло, ведь Герман активизируется, это как пить дать.
Настроение скатилось к плинтусу. Хотелось забиться в норку, укрыться теплым пушистым пледом и чтобы кто-нибудь гладил по голове, говорил, что всё будет хорошо, а не вот это вот всё…
Я взяла телефон и открыла утреннее фото лыбящейся Карины с Герой. На нашем диване.
Синее постельное белье — прямо под стать моему пессимистичному настроению. Я любила синий и не понимала, почему американцы называют его цветом хандры и печали. Но в этот раз они всё же оказались правы.