Развод и девичья фамилия
Шрифт:
– Тебе чай или кофе? – Кира была недовольна собой и поэтому говорила громко, громче, чем всегда.
Бывший муж вторгся в ее мысли слишком бесцеремонно, и она не знала, как теперь от них избавиться.
Верочка ничего не знала про Кириного бывшего мужа, который застрял в ее мыслях, слышала только громкий недовольный голос и смотрела на Киру с некоторой опаской и некоторым излишком преданности.
– Не обращай внимания, – сказала ей Кира, – я просто думаю о другом. Так чай или кофе?
– Кофе, –
Скорее всего попросил потому, что ее мордашка первой попалась ему на глаза, подумала Кира. Это очень в духе Костика. Самому писать лень. Замов искать лень. Ну пусть хоть вот эта напишет, хорошенькая! Потом в случае чего перепишем!
– Я не знаю, – ответила Кира, не придумав ничего получше. Она понятия не имела, как пишет Верочка, и не хотела авансом говорить, что та пишет хорошо. Просто чтобы потом не сказать, что материал плохой. – Давай посмотрим.
Ее бывший муж Сергей Константинович, которого только-только удалось загнать в темный угол, опять нагло влез в самую гущу Кириных мыслей.
В отличие от большинства мужчин, впавших в популярный нынче «кризис среднего возраста», вышеупомянутый Сергей Константинович девчонок не любил, особенно на работе.
«Мне проще все сделать самому, чем тридцать три раза объяснить, что нужно, потом три часа ждать результата, а потом переделывать заново».
Пожалуй, в этом Кира была с ним согласна.
…Зачем она о нем думает, будь он неладен! Все из-за Тима с его Костромой! Надо было сказать Сергею, что накануне их сын в компании с другом Илюхой надергался за школой пива, и дело именно в этом, а не в том, что Кира вознамерилась оградить его от жизни и… как это говорится?.. да, привязать к своей юбке.
Кира в жизни не носила юбок.
Дело оказалось не так уж плохо. Стиль был неплох, и тон выбран правильный, и даже похоже на то, как обычно писал сам Костик – наверное, проглядела подшивку!
– Все ничего, – сказала Кира с удовольствием и посмотрела на Верочку. Та немедленно покраснела и спряталась за свою кружку. – Только вот здесь надо переделать. Добавить фактуры, ну ты понимаешь.
Кира закрыла файл и отпила из кружки.
– Переделай. Я посмотрю, а Костик туда что-нибудь добавит. Очень неплохо. Молодец.
– Спасибо, – пробормотала Верочка, – мне было… очень страшно. Можно, я сначала тебе покажу, когда переделаю?
– Ну конечно! Я же говорю, что посмотрю. И Костику скажу, что ты молодец.
Верочка улыбалась совсем другой, не глянцевой, а искренней и свободной улыбкой.
– Кир, а из-за чего они с Батуриным поссорились? Я только приехала, вошла в коридор и слышу, как он орет. Если бы он на меня так заорал, я бы умерла, наверное.
– Не умерла бы, – отрезала Кира, – на нашей работе нельзя умирать из-за того, что начальник орет. Он все время орет, сколько я его помню.
– Ты… давно с ним работаешь?
– Лет пять. Как только появился журнал. Он был редактором, а я корреспондентом. Потом я стала редактором, а он ответственным. Теперь он главный, а я его заместитель.
– А Батурин?
– Что – Батурин?
– Он тоже… с вами начинал?
– Батурин пришел года два назад. Он был военный корреспондент где-то на телевидении. Потом вышла какая-то история, я точно не знаю. – Кира все знала совершенно точно, но Верочке рассказывать не собиралась. – Его ранили, он до сих пор хромает. С камерой по ущельям скакать больше не может, вот и работает у нас.
– Григорий? – недоверчиво переспросила Верочка. – С камерой по ущельям? Ты его ни с кем не путаешь?
– Я ни с кем его не путаю, – отчеканила Кира, и Верочка моментально сообразила, что на этот раз выбрала неверный тон. Сообразила и немножко струхнула.
– Налить тебе еще или больше не будешь?
Верочка быстренько и подобострастно отказалась и выскочила из кабинета в приемную.
– Поговорили? – дружелюбно спросила секретарша Раиса. – Чайник у нее горячий небось? Пойти, что ли, чайку налить, пока главный занят…
– У него кто-то есть? – спросила Верочка, замирая от благоговения.
– Из новостей. – Раиса выдвигала один за другим ящики стола, искала кружку, нашла и посмотрела скептически – мыть или не мыть. Решив, что мыть не стоит, она выбралась из кресла и постучала к Кире: – Я у тебя чайку налью, Кира?
Верочка прислушалась.
Главный опять бушевал – не так громко, как полчаса назад, но все же в приемной и даже в коридоре было слышно.
– Я вас уволю к чертовой матери, – кричал он за тонкой стеной, – и мне плевать, где вы работали раньше и что вас сюда пристроил ваш папа! Пусть тогда папа приходит и пишет! Что это такое – за час до сдачи номера такие выкрутасы! Что вы себе позволяете?!
Верочка еще немного послушала его крики – как музыку, потому что очень гордилась собой. Ей-то строгая, чопорная и холодная акула Кира Ятт сказала, что «все ничего»! Она, Верочка, написала такой материал, что сама Кира сказала «ничего»! Это было несколько ниже Нобелевской премии по литературе, но все же выше Букеровской – по крайней мере, она именно так это себе представляла.
Верочка вырулила из приемной и тихонько прикрыла за собой дверь. Она была в самом конце коридора, когда ее обогнала высоченная патлатая девица, похожая на внезапно вспугнутую дикую лошадь. Каблуки у нее стучали, глаза были полны слез, и папка, которую она судорожно прижимала к плоской груди, выглядела щитом – последним оплотом погибающего воина.