Развод с магнатом
Шрифт:
…Спокойствие, которое излучал облик молодой женщины, уверенно идущей к перекрестку, давалось ей с огромным трудом. Последние дни были для нее временем жестокой внутренней борьбы и самых тяжелых мыслей. Единственное, чего она не позволяла себе касаться даже в мыслях, это разлука с Корой. К счастью, довольно много времени уходило на переговоры, которые она вела со швейцарским банком и посольством России.
«Я должна уехать, – твердила она себе как заклинание, – я должна спокойно подняться на борт самолета. А до этого я должна встретиться с Джеймсом, забыв, что в этом доме живет моя дочь.
Она вышла на Беркли-стрит, и особняк Харперов развернул к ней свой массивный фасад. Совсем недавно этот дом казался Сандре крепостью, надежно укрывающей своих обитателей от любых жизненных бурь. Сейчас старые стены, строгие колонны, барельеф на портике – все это стало чужим. Таким же чужим с каждым шагом становился и весь Лондон – город, в котором еще совсем недавно она была так счастлива… Теперь он словно бы отвергал ее, как что-то инородное.
У входа в дом Сандра задержала дыхание и вдруг поразилась глубокому спокойствию, воцарившемуся в ее душе. Именно такое состояние ей сейчас было необходимо.
Дворецкий Дженкинс встретил ее испуганным взглядом. Однако он был предупрежден, и без единого слова отправился докладывать о ее приходе. А потом Сандра шла за ним по коридору, стараясь не вслушиваться в тишину: Кору наверняка отправили в поместье Уорренсби.
Джеймс ожидал ее в своем кабинете. В углу бесстрастно сидел Мельдерс, Лиз Харпер расположилась за столом рядом с сыном. На краю стола разложил свои бумаги адвокат Харпера и просматривал их, нацепив очки на кончик носа.
Прическа может изменить женщину до неузнаваемости: даже после доклада дворецкого оба мужчины некоторое время смотрели на Сандру, как на незнакомку. Потом Джеймс предложил ей сесть.
– Готовы ли документы, мистер Ласкер? – Сев за стол, Сандра повернулась к адвокату. – Я не хотела бы затягивать процедуру.
Ласкер засуетился, передавая ей один лист за другим и избегая при этом встречаться с ней взглядом. Сандра подписывала каждый лист, почти не вникая в текст и не замечая, что присутствующие смотрят на нее, как на приговоренную к казни. Даже в глазах Лиз промелькнуло какое-то подобие сочувствия.
Она поставила последнюю четкую подпись, Ласкер еще раз все проверил, сложил документы в черную кожаную папку и, поклонившись присутствующим, покинул кабинет. Когда дверь за ним закрылась, Сандра произнесла:
– А теперь я хочу сказать вам всем несколько слов.
– Надеюсь, вы понимаете, что вам не на ЧТО рассчитывать, – холодно сказала Лиз. – Не стоит пытаться нас разжалобить!
– Я подписала все документы, вам больше нечего опасаться, Лиз, – голос Сандры был еще холоднее, чем голос ее бывшей свекрови. – Если бы я хотела на что-то повлиять, то позаботилась бы об этом заранее. Просто я хочу сказать правду. Мою мать звали Мария Козинцева, – Сандра отчетливо произнесла русские имя и фамилию и заметила удивленный взгляд, который бросил на нее Джеймс. – Но только Лиз знает, что связывало ее с Теренсом Харпером. Да-да, с твоим отцом, Джеймс. Это имя – Теренс Харпер – я впервые услышала в восемьдесят втором году, когда я только что закончила университет и работала в магазине игрушек. В Ригу – так называется город, где я жила, – приехал душеприказчик твоего отца, Джеймс, разыскал меня и рассказал о странном завещании, оставленном Теренсом Харпером. Он завещал дочери Марии Козинцевой девять миллионов долларов при условии, что она выйдет замуж за его сына.
Лиз ахнула и прикрыла рот ладонью. Не глядя на нее, Сандра продолжала:
– Одновременно он завещал такую же сумму человеку, который должен был превратить меня в женщину, способную завоевать сердце Джеймса Харпера. Я согласилась на все, что мне предложили. И моя жизнь изменилась. Мне дали новое имя и сочинили легенду, разоблачить которую не смогли даже вы, мистер Мельдерс. Но за это время я успела полюбить своего наставника – Урмаса Шольца. Ты видел его, Джеймс, и, насколько я знаю, ни его, ни его помощницу полиции не удалось обнаружить.
Когда наши планы были близки к осуществлению, я окончательно поняла, что из них ничего не выйдет. К этому времени я уже знала тебя, Джеймс. Ты был слишком хорош, чтобы тебя обманывать. Кроме того, ради любви к Шольцу я готова была отказаться от денег. Но Шольц решил иначе. Он инсценировал гибель самолета, я была уверена, что он погиб… Ты помнишь, как ты тогда пришел ко мне, Джеймс? Клянусь, ни в тот вечер, ни в последующие я не думала о деньгах.
– И где же эти деньги теперь? – язвительно поинтересовалась Лиз, уже сумевшая справиться со своим изумлением.
– Когда я и Джеймс Харпер стали мужем и женой, деньги были перечислены на мой счет в одном из банков Швейцарии. Они и сейчас там, все девять миллионов – я к ним не прикасалась. Эти деньги я оставляю моей дочери Коре, внучке Теренса Харпера. Мой адвокат поставит ее об этом в известность в день восемнадцатилетия. Никаких сведений обо мне при этом Коре не сообщат. Другой адвокат будет представлять мою сторону в бракоразводном процессе. Все необходимые доверенности он уже получил.
Она умолкла. Остальные присутствующие не решались нарушить молчание. Потом заговорил Джеймс.
– Какое отношение ты имела к «Даймонд Бразерс» и планам Грэхема? – с заметным волнением спросил он.
– Никакого.
Джеймс опять надолго замолчал. Сандра поднялась и повернулась к нему.
– Я была счастлива с тобой, Джеймс. Возможно, сейчас тебе трудно поверить в мою искренность, но это так.
Подходя к дверям, она сквозь застилавшие глаза слезы увидела, как Лиз Харпер положила ладонь на руку сына, словно боясь, что он бросится за Сандрой, и как Джеймс резко освободил руку. Однако он не сдвинулся с места.
А маленькая Кора играла в это время в старом, запущенном саду поместья Уорренсби под присмотром мисс Гамп. Девочка все еще оставалась молчаливой и испуганной. Знаменитый детский психолог, приглашенный для того, чтобы помочь ей справиться с последствиями недавнего потрясения и разлуки с матерью, сидел на террасе и, как прежде мисс Гамп, рассматривал рисунки Коры.
«Какое счастье, – думал он, – что девочка талантлива и способна самовыражаться таким образом. Сейчас ей очень трудно, но она справится…»