Развод. Цена твоей любви
Шрифт:
— Да, сейчас же все болеют, — грустно усмехается Герман. — Наша тоже слегла. Алене приходится самой справляться с дочкой, пока я прозябаю на работе. — Выдыхаю. — Кстати, ты слышала, что мега-сделка Марка на финальной стадии? — гордость так и сочиться с лица мужчины. — Еще чуть-чуть, и мы выйдем на новый уровень. Твой муж, конечно, мастер переговоров.
Тяжело сглатываю, глядя на Германа. Когда-то и я так гордилась мужем. Да, он много работал, мало времени уделял семье, но он сделал себя сам и это подкупала.
— Кстати, а зачем ты меня позвала? — вспоминает Герман. — У тебя что-то важное? Проблемы с рекламной кампанией нового лекарства от кашля? — на его лице появляется тревога.
— Нет, все в порядке, — спешу уверить мужчину я. — Остались последние штрихи, и все готово.
— Хорошо, — Герман выдыхает с облегчением. — Я уже успел испугаться, что мой труд последнего года, никто не увидит, — засовывает руки в карманы халата. — Тогда в чем дело? Я тебя знаю, по пустякам во время рабочего дня, ты бы меня не позвала.
Желудок ухает вниз. Почему-то становится жутко неловко, но отступать я не собираюсь. Не после того, что они устроили.
— Да, я хотела твоих практиканток обсудить, — выпаливаю на одном дыхании.
С лица Германа слазят все краски. Взгляд начинает бегать, но вскоре вновь сосредотачивается на мне.
— Они что-то натворили? — спрашивает, даже не уточнив, о ком идет речь.
Плохое предчувствие дополняет неловкость.
Сильнее стискиваю ручки коляски.
— Да, тут такое дело… — начинаю.
Но тут же прерываюсь, когда слышу сзади строгий голос мужа:
— Инга, что ты сегодня забыла в офисе? Разве ты не должна быть с нашей дочерью?
Глава 10
Холодный пот выступает на позвоночнике, волоски на затылке встают дыбом. Прикрываю глаза.
Ну как же без него.
Сглатываю ком, стоящий в горле. С силой разлепляю пальцы, отпускаю коляску и поворачиваюсь. Впервые смотрю на мужа со вчерашнего дня. На нем сегодня не костюм, а черные рубашка и брюки. Под глазами все еще синяки, брови нахмурены.
Он смотрит на меня с укоризной, отчего больно колет в груди.
— Я уже не могу приехать в офис со своей дочерью? — приподнимаю бровь.
— Та-а-ак, я пошел, — раздается сзади голос Германа. — Мне и своих семейных разборок хватает, — хмыкает. — Инга, — кладет ладонь мне на плечо, но я даже не оборачиваюсь, не собираюсь отводить взгляд от хищника в лице моего мужа, — я, кажется, знаю, кого ты имеешь в виду. Разберусь, — похлопывает, после чего я слышу удаляющиеся шаги.
— О чем вы говорили? — Марк смотрит мне за спину.
— Какое тебе дело? — огрызаюсь, чувствуя лаву злости, которая проносится по венам. — Ты уже отчетливо показал свое отношение ко мне.
Не
Наоборот, начинает плакать сильнее. Люди, идущие по коридору и выходящие из кабинетов, оборачиваются, смотрят на нас.
— Ну что ты, малышка. Чего ты разревелась? — похлопывая дочурку по спине. — Чуть отстраняю от себя, заглядываю в глазки, которые наполнены слезами, и улыбаюсь. — Все хорошо, мама рядом, — ласково бормочу, но не помогает.
— Дай ее мне, — муж сокращает расстояние между нами и протягивает руки. Инстинктивно отводу Маришку подальше от него.
Вчерашние угрозы Марка еще живы в моей памяти. Страх, что он может отнять у меня дочь, вспыхивает с новой силой. Сердце заходится в груди, а мышцы деревенеют.
Марк тяжело вздыхает.
— Ты совсем мне не доверяешь, да? — подходит ближе и кладет ладонь на спинку Маришки, чуть выше моих рук.
Малышка моментально затихает, после чего вертится в моих руках и тянется к отцу. Сердце пропускает удар, когда я вижу эту картину. Становится настолько больно, что сделать вдох не получается без рези в груди. Хочется закричать: “На что ты променял нашу семью? Мою любовь? Любовь нашей дочери?”, но прикусываю язык.
Прошли все сутки, а я так устала, что валюсь с ног. Не будь у меня Маришки, я точно забилась в какой-нибудь угол и позволила себе разрыдаться вдоволь, а так приходится держаться хоть и из последних сил.
Маришка начинает вырываться из моих рук, дергается, крутится. Она такая резвая, что у меня едва получается удержать ее. Слезки снова наполняют глазки малышки, тихие всхлипы слетают с ее губок.
Поэтому мне ничего не остается, кроме как передать Маришку отцу с тихими словами:
— После всего ты еще о доверии спрашиваешь? — отворачиваюсь.
Видеть, как Маришка тянется к отцу жутко больно. Но оттого, что малышка замолкает перейдя на руки к отцу, невозможно скрыться. Тру грудь, чтобы хоть как-то унять огонь внутри.
— Инга, ты не хочешь объяснить, наконец, что произошло? — спокойный голос мужа достигает глубин моего сознания и взывает к яростной части, которую я всеми силами старалась сдержать.
Глубоко вздыхаю, но не помогает успокоиться. Впиваюсь в мужа гневным взглядом, и тут же приходится справляться с ноющей болью в сердце, видя, как Маришка кладет головку на плечо мужа и больше не плачет.
— Неужели ли ты снизошел до объяснений? — язвительность так и прет из меня. — А как же твоя работа?