Развод. Расплата за обман
Шрифт:
— Это от Паши, покойного мужа моего, царствие ему небесное. Да одевайте, одевайте, тапки чистые, он даже поносить их не успел, как помер.
А потом я оказываюсь на невозможно маленькой кухне, где мне кажется, что упираюсь конечностями во все четыре стены разом.
Бабка шустро наливает мне прозрачный — прозрачный чай, ставит передо мной плошку с сушками и пиалу с непонятного цвета вареньем, по виду которого я не могу квалифицировать, из чего оно сварено.
«Что я тут делаю? Мне надо к Мире, а не развлекать старушку. Я все равно не могу ни о чем говорить, кроме как
— Ох, хорошая же она девчонка! Только худая больно, один живот и остался. Я, поначалу, как заехала, все за ней в глазок смотрела, а ну как рожать начнет прямо на площадке. А потом смотрю — пропала дней на пять, ну думаю точно, вернется уже со свертком на руках. Глядь, снова появляться стала, живот на месте. Тогда я не выдержала, зашла к ней с пирогами. Я пироги пеку так, что на запах все соседи слетаются, рецепт теста от мамы достался и никому его не рассказываю. Думала, детям передам, но какой там, ни сын, ни дочь готовить не умеют, никакой надежды… так вот, я к ней с пирогом зашла и начала расспрашивать, где она пропадала. Мирочка сказала, что в больнице лежала на обследовании, что у сына вашего хворь серьезная и перед родами надо обязательно подготовиться.
Я успеваю только выхватывать часть фраз. Сын? Это у нас… будет сын? В горле сразу возникает металлический шар с острыми шипами, и как не старайся, я не могу прогнать из головы картинку двадцатипятилетней давности. Как отец узнает, что у него будет еще один сын, а я представляю, каким родится мой брат, как нам будет весело с ним. Я буду учить его рыбачить и забивать мяч так, чтобы он пролетал над головой вратаря прямо под штангой, и никто никогда не мог его поймать.
Но всего этого не случилось. Моему брату не суждено было стать взрослым, а на сердце у всей семьи до сих пор остались незаживающие раны.
Я не могу думать о том, что мне придется пройти это во второй раз, уже с собственным ребенком. И мой бог, я знаю, какими хрупкими бывают женщины, когда дело касается их детей.
Я помню свою мать.
Мать, которую у меня отнял чужой порок сердца.
Электрический ток проходит по всему телу, а бабка продолжает говорить, какая сильная у меня жена, как утешала она соседку, когда та внезапно расплакалась, рассказывая о своих непутевых детях и о том, что не может им помочь с пенсии, потому что самой еле хватает на жизнь.
— И она мне, представляете, стала продукты время от времени заносить. То говорит купила и не хочу, потому что у беременной вкус изменился, то еще под каким предлогом. Я за чистую воду принимала, это потом только сообразила — она меня подкармливает… святая женщина, дай бог им здоровья, святая дева Мария.
— Где она сейчас, не знаете? — наконец, вклиниваюсь я. Виски ломит, точно железный обруч натянули вокруг головы, я поднимаюсь, слегка пошатываясь. В этой маленькой кухне для меня слишком мало воздуха, и я мечтаю быстрее оказаться на улице.
— Ну как где? Рожает, знамо дело. Вот только что скорая увезла, за пять минут до твоего прихода, сынок.
Глава 18
Я
Однако сейчас долгие месяцы подготовки растворяются в моем страхе. Тонут в паутине сомнений. Я будто снова в том кабинете узи. Потерянная. Встревоженная. Почти убитая. Эти воспоминания преследуют меня не только во сне. Чем ближе к родам, тем больше я неосознанно погружаюсь в те жуткие дни. Вспоминаю каждую деталь. Не только слова, но и интонации, голос, выражение лица Марка… и самое главное, все свои чувства. Все эти флэшбеки больно бьют по моей уверенности. Наотмашь. Выбивают почву из-под ног.
Даже уверенный взгляд доктора не помогает. Анна Вячеславовна профессионал своего дела. Лучшая из лучших. Столько раз ей до этого удавалось гасить мою тревогу своим твердым «все будет хорошо», но сегодня это не срабатывает.
Я по-прежнему ощущаю пустоту рядом с собой. Незримое напоминание о том, что я одна. Мне не с кем поделиться своими сомнениями и тревогами. Не на кого опереться.
Рука сама тянется к телефону, чтобы набрать Виолу, но в последний момент я одергиваю пальцы. Чем она сможет мне помочь? Заверит, что все будет хорошо? Так это и Анна Вячеславовна может. Но слов мне почему-то мало. А физическую поддержку подруга при всем желании не организует из другого города.
Да и вряд ли бы ее присутствие мне помогло.
Мне нужна совсем другая поддержка. Но я прекрасно понимаю, что на нее у меня нет ни единого шанса.
Все к лучшему. Марку здесь не место. Я справлюсь и без него. Точнее, мы справимся. Потому что сейчас очень многое зависит от моего малыша. От моего сильного мальчика.
— Ну что, не мог еще хотя бы пару недель потерпеть? — акушерка мягко гладит меня по животу. — Надо было тебе торопиться? Вон как мамку напугал, на ней лица нет!
— Боюсь, две недели бы ничего не изменили, — выдавливаю из себя улыбку. — Я бы точно так же тряслась.
Она согласно кивает, но я буквально физически ощущаю повисшие в воздухе слова «для тебя бы не изменили, но для малыша бы могли».
У него бы было больше шансов окрепнуть, перед предстоящей операцией нужны все силы. Но увы, время назад не отмотать. Да и не факт, что триггером к схваткам стала именно моя случайная встреча с Марком. Впрочем, я даже до конца не уверена, что это был именно он.
Его образ постоянно мерещился мне даже когда я жила в другом городе, что уж говорить о том, что стоило мне вернуться в Москву, как я практически каждый день «встречала» мужа. Но каждый раз мираж рассеивался через пару секунд. Да и в этот раз у нас было не больше. Сама не знаю, что заставило меня тогда посмотреть на противоположную сторону. Хочется верить, что это все же не мое сердце. Ему давно пора излечиться от болезни по имени Марк Соболевский.