Развод. Уйти от неверного
Шрифт:
— Почему мы стояли?
— Убеждались, что он потерялся и не последует за нами, — хмыкает Давид. — У тебя что-то было. Украшение или телефон. Обручальное кольцо ты, кстати, не сняла, — замечает тонкий ободок на пальце правой руки.
Я тут же ее прячу в пеленках Нади. Машинально больше, чем запланировано. Какое ему вообще дело? Мне нелегко выбросить обручальное кольцо даже после того, что я узнала.
Чтобы скрыть предательские слезы, что жгут глаза, концентрируюсь на личике дочери, не обращая внимания больше не слова Давида. Мне больно осознавать, что мой
Я даже не знаю, что меня ранило сильнее. То, как он сказал, что я непривлекательна. Или то, что изменил. И первое и второе оставляет на итак израненной душе очередные шрамы. Они, конечно, затянутся, но вряд ли исчезнут бесследно.
Стоит Давиду припарковаться за коваными воротами дома, как я покидаю салон. Не дожидаюсь его помощи и выбираюсь вместе с Надей наружу под недовольный взгляд.
Давид ведет меня к дому, заходит внутрь, словно хозяин, разувается, вешает пальто на вешалку в шкаф. Привычными отточенными движениями.
— Ты привез меня к себе? — спрашиваю, шокировано осматриваясь по сторонам.
— Мама! — в коридор неожиданно выбегают близнецы.
С радостными громкими криками они, подобно все сносящему торнадо, несутся ко мне, но замирают на полпути. Давид толкает Матвея и кивает на руки, в которых я держу Надю.
— Сестренка, — с трудом выговаривая букву “р”, произносит Матвей.
Они подходят уже спокойно, с интересом подтягиваются на носочках, мечтая добраться до лица Нади и посмотреть на нее. Разувшись, прохожу дальше. Собираюсь присесть, но меня под руку подхватывает Давид. Не позволяет. Ведет в гостиную и указывает на диван. Сыновья его воспринимают с опаской, Матвей так и вовсе смотрит исподлобья.
Но когда они смотрят впервые на сестренку, все это отходит на второй план. Ребята умиляются, трогают ее маленькие пальчики, Давид даже просит ее на ручки и усаживается на диван, чтобы я доверила ему сестренку.
— Она такая клошечная, — улыбается он, глядя на нее. — И легкая.
— Все равно самому тебе ее поднимать нельзя, — наставляю, придерживая Надю за спинку и головку прямо на руках у Давида. — Она еще маленькая, нужно брать правильно, а сил у тебя не хватит.
— А у меня? У меня хватит? — встревает Матвей.
— И у тебя не хватит.
— А у папы? У него?
Я закусываю губу, сдерживая рвущийся наружу глухой крик, что так и норовит вырваться наружу. Одно напоминание, и меня душа в смятку. Я не знаю, что отвечать. Хочется выкрикнуть, что папа… папа не оценил маму, не любит, хочет другую, но мои малыши ни в чем не виноваты. Им не нужно знать, какой их папа на самом деле. Они подрастут и все поймут сами, возможно, осудят меня, но точно поймут, что по-другому я не могла.
— У папы хватит, — тихо говорю я.
— Потому что папа сильный? — тут же говорит Матвей.
Он — по-особому привязан к Динару. Постоянно ждет его возвращения домой и первым бежит, стоит ему прийти. С Давидом проще, он больше привязан ко мне и про
— Сильный, — киваю я.
Самый лучший, на самом деле, но это замечание я любезно оставляю при себе, потому что наталкиваюсь на скептический взгляд Давида. Он смотрит на меня так, словно этого и ждет — безоговорочной похвалы мужа, замечания, какой он.
— А мы тоже были такими маленькими?
— А мы тоже все время спали?
— И плакали так громко?
Вопросы летят один за другим. Я не замечаю, как мы остаемся одни. Я и дети. Я прижимаю их к себе, кормлю Надю грудью и говорю с мальчиками, говорю. Мы прерываемся только на ужин, который для нас любезно приносит Давид. У меня для него даже времени не осталось. На благодарность и разговор. Встретиться получается только вечером, когда я укладываю детей в одной из гостевых спален и спускаюсь на кухню, предварительно настроив радионяню.
Давида нахожу за барной стойкой со стаканом виски в руках. Он мажет по мне взглядом и отворачивается, собирается уйти, оставив меня одну.
— Подожди… поговорим?
Он садится обратно, возвращается к стакану, смотрит на меня исподлобья.
— Зачем мне уезжать?
— Потому что ты не готова к разводу.
— Что это значит?
— Ты его не выдержишь. Твой муж уговорит тебя не разводиться, вымолит прощение и ты с радостью его простишь.
— Ты ничего не знаешь…
— Знаю. Он трахал секретаршу на рабочем столе.
— Это не все, — выпаливаю, резко замолчав.
Говорить дальше больно. Я закусываю губу и меня так сильно тянет схватить стакан с остатками алкоголя и опрокинуть его в себя.
— Что-то еще было?
— Неважно.
— Я спасаю тебя от неверного мужа. Думаю, я должен знать.
Признаваться в таком мне страшно даже себе. Те слова, сказанные мужем, я засунула подальше в воспоминаниях, чтобы никогда не возвращаться к ним. И я не собираюсь рассказывать, но слова льются из меня потоком, а после я замолкаю и отворачиваюсь. Делаю вид, что очень сильно хочу пить и набираю в стакан воды.
— Твой муж в чем-то прав, Ясмин. Ты по-прежнему красива, но твоя красота не имеет значения, когда ты сидишь с детьми, а он один по всем семейным приемам. Я ни разу не видел тебя с ним, хоть и был на каждом приеме.
— Ты там был? — спрашиваю шокировано.
— Был, Ясмин. На каждом приеме. Тебя не было ни разу. Ты уверена, что любишь своего мужа?
Глава 14
Отец приезжает через два дня.
Давид все это время отсутствует. Возможно, приезжает ночевать, но я засыпаю вместе с сыновьями и не слышу, потому что сплю так крепко, что с трудом просыпаюсь, когда плачет Надя. Я истощена. Мне кажется, что это не только из-за отсутствия помощи, но и из-за психологического состояния. Я вспоминаю Динара. И думаю о том, что с ним было бы проще. Хотя, вполне возможно, это иллюзия и вместо помощи с ребенком он бы спихнул часть обязанностей на няню и продолжить трахать секретаршу, пока у меня послеродовое восстановление.