Развод. Я не вернусь
Шрифт:
Когда я спустилась в холл отеля, меня встретил все тот же менеджер, что и утром, и, вежливо улыбнувшись, провел к выходу.
— Ваше такси, — открыл он передо мной дверь черного мерседеса.
Я удивленно осмотрелась по сторонам.
— А где все остальные?
— Все члены вашей группы едут на разных машинах. В «Каир» не принято приезжать на туристических автобусах, — объяснил он. — Вы встретитесь со своими знакомыми в отеле.
Я села в машину, которая тут же отъехала. До «Каира» мы доехали довольно-таки быстро, и в запланированный час я оказалась в одном из лучших отелей города. Здесь все кричало восточной роскошью и напоминало о La belle epoque
— Мадемуазель Лада? — обратился ко мне статный мужчина, в котором я распознала метрдотеля.
— Да.
— Прошу вас, — указал он мне на лифт.
Когда тот прибыл на первый этаж, метрдотель придержал двери, давая мне пройти внутрь, затем дал указания молоденькому пареньку, и тот нажал кнопку последнего этажа.
— Хорошего вечера, мадемуазель, — поклонился метрдотель.
Двери лифта закрылись, а уже через минуту я вышла на крышу отеля. Здесь никого не было. Странно! Куда подевались остальные? Неужели я приехала первая? Однако в следующее мгновение я уже забыла об этом. Передо мной простирался захватывающий дух вид. Внизу, под отелем, располагался сад с пальмами, тропическими деревьями и бассейнами, а вдалеке виднелись пирамиды. На фоне черного неба они светились загадочным теплым огнем.
Мне казалось, что я попала в другую реальность и стою не на крыше современного отеля, а на балконе дворца фараона и наблюдаю самый великолепный пейзаж, когда-либо созданный человеком. Пирамиды сияли желтым золотом, и сейчас, издалека, наполовину скрытые тьмой, они не казались обветшалой осыпающейся гигантской грудой камней.
— Говорят, в былые времена они были обтесаны белыми плитами, а пирамидион был золотым, — раздался позади знакомый голос, заставивший меня вздрогнуть и пустить сердце в галоп.
Глава 51
Я резко обернулась.
— Так и знала, что с этой вечеринкой что-то не так, — прошипела я и быстрым шагом двинулась к выходу.
— Не так быстро, Лада, — преградил мне дорогу Спартак.
— Пропусти.
— Нет.
Он сделал шаг ко мне — я шаг назад. Он снова шагнул вперед — я снова отступила. И отступала до тех пор, пока не наткнулась спиной на парапет, огораживающий крышу.
— Я хочу уйти, — четко выговорила я каждое слово.
— Уйдешь после того, как поговорим, — мягко ответил он, заглядывая мне в глаза.
— Не хочу, — я отвернулась, уткнувшись взглядом в пирамиды, и тут же почувствовала, что Спартак встал совсем рядом.
Его руки уперлись в перила по обеим сторонам от меня.
— Я буду говорить, а ты выслушаешь, — произнес он.
— Я не хочу слушать ни оправданий, ни объяснений.
— Придется.
— Не хочу, — упрямо повторила я.
Я чувствовала, как он напряжен. Он не касался меня, но я кожей ощущала его близкое присутствие, его дыхание шевелило мои волосы, а жар его тела передавался и мне. Носа коснулся тонкий аромат парфюма Спартака, смешанного с запахом его кожи. Сердце болезненно сжалось, и я поняла, что, как бы я ни хорохорилась, Спартак уже давно стал мне родным. Я чувствовала, что моя душа вот-вот рассыплется на тысячи осколков.
Мы стояли молча какое-то время, потом он заговорил:
— Я улетел в Канаду, рассчитывая вернуться через пару дней…
— Но там оказалось так сладко, что ты задержался на два месяца, — саркастично выпалила я.
— Замолчи и не перебивай, — устало, но при этом жестко сказал Спартак. —
— Ты мог бы позвонить и просто рассказать мне.
— Не мог. Через пару дней после возвращения в Канаду дочь попыталась покончить с собой.
Я дернулась, почувствовав, как холодеют руки.
— Ничего страшного не произошло, она скорее хотела напугать меня и мать, чем реально убить себя. Но… я не мог оставить ее в таком состоянии и уехать. И тебе рассказать не мог, потому что не хотел, чтобы ты варилась во всем этом, Лада. У Ангелины такой характер от матери. Катерину ты видела и наверняка поняла, что она не в себе.
— Не в себе?
— Да, она… У нее проблемы с психикой.
Жена Островского действительно мне показалась несколько странной, экспрессивной, смеющейся слишком громко, невпопад, но я это списала на не очень высокий интеллект и характер. Что уж там, я посчитала ее обычной тупоголовой блондинкой.
— Мы поженились с Катериной совсем молодыми. Ей было двадцать, мне на пару лет больше. Я был молод и влюблен. Поначалу мне казалось, что она просто слишком эмоциональная: она могла ластиться, как кошка, быть до безумия счастливой в одну минуту, а в следующую биться в слезах, обижаясь на какую-нибудь шутку. Перепады настроения были нормой. И если в первые пару лет отношений это случалось лишь от случая к случаю, то после рождения дочери все полетело к чертям. Видимо, постродовая депрессия запустила болезнь, дремавшую многие годы. Катерина лечилась, сидела на антидепрессантах и других лекарствах. Ее состояние улучшалось, но наши отношения — нет. Я все время ходил по краю, понимая, что одно мое слово может снова заставить ее слететь с катушек.
— Она сумасшедшая? — пересохшие небо и язык сделали голос хриплым.
— Не совсем. У нее истерический невроз. Это купируется, но не исчезает бесследно. Когда Катерина прошла очередной курс лечения и пришла в себя, ее родители предложили ей переехать к ним в Канаду. Она согласилась, а я остался здесь. Моя компания разрасталась, и я не мог бросить дела, да и не хотел. Я позволил ей забрать Ангелину, потому что без дочери Катерина бы не смогла нормально существовать. К тому же в Канаде ее родители, которые могли помочь и Катерине, и дочери. Сейчас стало намного лучше, насколько я могу судить. Время от времени ей требуется помощь специалиста, но в последние годы ей удается держать себя в руках.
Спартак замолчал, а я расслабилась. Он стоял почти вплотную ко мне, но все еще не дотрагивался.
— Чем старше становится дочь, тем больше я понимаю, что свою эмоциональность она унаследовала от матери. Может, моей ошибкой было то, что я не настоял и не оставил Ангелину здесь, в России, но теперь уже ничего не исправить.
— Мне очень жаль, — искренне сказала я, — но твой рассказ ничего не меняет, Спартак. Ты женат и забыл сказать мне об этом.
— Я еще не закончил, Лада, — снова строго сказал он, заставляя меня прикусить язык. — Я полетел в Америку, чтобы наконец-то сделать то, что должен был сделать много лет назад.