Разводящий Апокалипсиса
Шрифт:
— Для нас обоих она — единственная возможность выжить, — ответил на это Емай.
— А как насчет душевных болезней? — поинтересовался Валентин. — Если тебе что-то сильно не понравится в мире, не испортится ли у меня настроение?
— Испортится, — подтвердил Емай. — Но ты всегда будешь знать, что именно тебе не нравится в мире. Душа подскажет тебе, что делать.
Валентин рассмеялся. Не знавшая границ гордыня Емая начинала ему нравиться.
— Ну и для полной ясности, — с улыбкой спросил Валентин, — если я откажусь?..
— Возможно, —
— Видимо, я очень быстро найду этот способ, — с сомнением пробормотал Валентин. Катастрофа, на которую так недвусмысленно намекал Емай, казалась вполне вероятной. Эриох, сошедшие с ума порталы, восемнадцать Избранных на один талисман — все это могло оказаться только началом.
— Или согласишься на мое предложение, — спокойно ответил Емай. — Теперь я понимаю, что означала строка, продиктованная мне Нираадом. «С белым гневом и с черной душой».
Самокритично, подумал Валентин. Впрочем, у пангийских магов черный цвет всегда пользовался особой популярностью. Как бы Хеору не пришлось потесниться — вот вам еще один кандидат на звание Великого Черного.
Итак, что же мы будем делать?
Что, что, скривился Валентин. Как всегда, то, что хочется. Какой дурак отказался бы сейчас от Емая и продолжил бы пялиться в эту долбаную черноту? Разве что тот, кто имел бы на этот счет соответствующие указания. А я — вольная птица, что хочу, то и делаю.
— Ну что ж, — сказал Валентин и улыбнулся, припомнив, кого первым встретит в мире живых, — пожалуй, я склонен принять твое предложение. Черная душа мне очень скоро понадобится.
— Скажи это громко и ясно, — потребовал Емай. — Вот так: пусть Емай станет моей душой!
Валентин еще раз огляделся по сторонам. Холодная тьма вокруг не слишком радовала глаз.
— Пусть Емай станет моей душой! — громко произнес Валентин.
Огромный рот исчез с лица водяного шара, а Валентин разинул свой — почти так же широко.
Тому, у кого никогда в жизни не было души, очень трудно описать, что это такое. Похлопав глазами примерно с минуту, Валентин испустил протяжный вздох и выразил свои эмоции коротким междометием:
— Во бля!
Он ожидал, что Емай станет частью его сознания, как некогда — Хеор, вошедший в его тело. Он надеялся, что получит доступ ко всем знаниям Емая, ко всему его опыту великого мага древности. А вместо этого ощутил гнетущую тоску по навсегда утраченному миру семивековой давности и холодную ненависть к самому себе. И — никаких воспоминаний. Только несколько коротких фраз, которые и за мысли-то принять трудно — не убивать Эриоха, скрываться, ждать принца.
Как бы мне это сформулировать, подумал Валентин. Новое сознание? Новый способ ощущать мир? Раздвоение мышления? Пожалуй, последнее точнее всего. Итак, я не должен убивать Эриоха до тех пор, пока он не убьет моих потенциальных врагов. Браво! А кто-то тут утверждал, что душа не вмешивается в дела тела!
Приходится признать, что Емай меня обманул. А с другой стороны, чего от него еще было ждать? Мне ведь и самому было любопытно, что из этого получится. Хорошо или плохо, еще не знаю, но получилось. Уже ясно, что мне придется всю оставшуюся жизнь вынашивать магоубийственные планы. Разве что удастся повстречать дьявола и загнать ему эту грешную душу по сходной цене.
Получается, убедился Валентин. По крайней мере, в мыслях — получается. Я успешно забалтываю чужие мысли и превращаю их в свои. Попробуем теперь на практике. Не пора ли нам в мир живых?
На практике душа Валентина оказалась куда проворнее, чем в мыслях. Валентин и опомниться не успел, как властная рука рванула его за волосы, едва не содрав скальп, тело скрутило от невыносимой боли, а гулкий голос невидимого жреца провозгласил:
— Хвала Емаю! Он солгал!
— Да свершится предначертанное! — хором ответили остальные жрецы.
У Валентина между тем глаза вылезли на лоб, а рот наполнился кровью из прокушенного языка. Боль и не думала прекращаться! Более того, с каждой секундой она становилась все невыносимее. Валентин задергался в державших его руках, пытаясь хоть как-то донести до жрецов свое согласие на что угодно. Все что угодно, лишь бы это закончилось!
Если бы Валентин сохранил чувство юмора, он отметил бы, что душа его в этот момент была совершенно солидарна с телом.
— Готов ли ты с радостью принять Его? — спросил жрец, когда Валентин пришел в себя.
— Да! Да! С радостью! — прохрипел Валентин.
— Скажи это еще раз, — приказал жрец, и Валентин почувствовал, как в его правую руку вложили какой-то цилиндрический предмет. В нем слабо теплилась магия. Меч? Жезл? В любом случае, это был шанс.
— Да, — прохрипел Валентин, — да…
Пронзившая его боль на этот раз была только предупреждением.
— Повторяй за мной, — приказал жрец. — Я, Фалер, с радостью отдаю свою никчемную жизнь идущему мне на смену Емаю!
— Я, Фалер, — пробормотал Валентин, который в эту минуту мало чем отличался от попугая, — с радостью отдаю свою никчемную жизнь…
Пальцы его стиснули цилиндрический предмет и заскребли по нему в напрасной попытке добраться до спрятанной внутри магии.
— …идущему мне на смену Емаю! — закончил Валентин, с удивительным спокойствием осознав, что ничего не вышло. Заклинание не сработало, огненный меч не раскрылся, Шкатулка не пришла на помощь из неведомого далека.
— Исполним ритуал, — сказал жрец, отпуская голову Валентина. Она бессильно откинулась назад, но Валентин даже не почувствовал удара.
Он лежал на камне, охваченный абсолютным равнодушием как к собственной судьбе, так и ко всему происходящему в этом мире. В глазах его уже чернела пустота Страны Мертвых.