Шрифт:
ПРОЛОГ
ИМПЕРАТОР
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЛИВИАПОЛИС — МОРГАН МОРТИРМИР
Когда Красный Рыцарь покидал жилище Змея из Зеленых холмов, направляясь на юг в гостиницу в Дормлинге, Морган Мортирмир из Харндона сидел в университетской аудитории в столице империи — Ливиаполисе.
Зданию университета было не менее тысячи лет; внутри стояли потемневшие от времени дубовые скамьи и прочные парты,
За партой вместе с Морганом сидели еще трое студентов — две монахини из отдаленных монастырей для женщин знатного происхождения, сестры Анна и Катерина, закутанные в длинные коричневые одежды так, что даже лиц не очень-то разглядишь, и его единственный друг, этруск Антонио Болдески, чей отец заправлял делами чужеземных торговцев.
Преподаватель логики обвел глазами аудиторию.
— Кто-то, кроме Мортирмира, скажите мне: почему? — спросил он.
Шестнадцать студентов, углубленно изучавших магию герметизма, беспокойно заерзали.
— Ну же, дети мои, — подбадривал их магистр Авраам, яхадут.
С представителями этого народа Морган никогда раньше не встречался, а магистр оказался добрым наставником, но оставался таким лишь до тех пор, пока у него не возникало ощущение, что его слушают без должного внимания.
Взгляд магистра остановился на юном этруске.
— Болдески? — От нетерпения его голос повысился на пол-октавы.
В аудитории повисла гнетущая тишина.
— Сформулирую вопрос по-другому. — Тон наставника становился все более раздраженным. — Почему вы не можете применять герметическую силу непосредственно во Дворце воспоминаний?
Сестра Катерина не то вздохнула, не то застонала.
Анна прикусила губу.
Болдески не любил юлить.
— Понятия не имею, — заявил он, пожав плечами. — Но если позволите предположить...
— Нет, — резко перебил его Авраам. — На этом этапе ваши предположения меня не интересуют. Что скажет юный Мортирмир?
У Мортирмира никак не получалось преобразовать потенциальную силу в чистую и готовую для использования, зато он прочитал все гримуары и свитки по теоретической и практической философии, до которых только смог добраться.
Их взгляды встретились, и юноша заколебался. Если он не ответит, станут ли одногруппники относиться к нему лучше?
Скорее всего, нет. Ну и черт с ними.
— Магистр, я думаю, можно управлять эфиром прямо во Дворце воспоминаний, но делать этого не стоит. — Мортирмир пожал плечами, как и Болдески, но их жесты сильно отличались: у Моргана он означал, что тому есть что добавить, а у Антонио — полное безразличие к вопросу.
Не сводя глаз с Мортирмира, магистр Авраам почесал подбородок, скрытый под длинной бородой.
— И почему же ты выдвигаешь столь странное еретическое предположение? — спросил он, изо всех сил пытаясь скрыть удовлетворение.
— Разящий меч Ветрониуса. Разящий меч Гераклита.
Сестра Анна поморщилась от его произношения, ибо на высокой архаике он говорил с альбанским акцентом, а не с местным морейским.
Магистр Авраам постучал кончиками пальцев по зубам — старая дурацкая привычка. Если его пальцы были перепачканы чернилами, то на зубах порой оставались темные пятна.
— Именно. Разящий клинок. Оружие, которое может нанести удар как в реальности, так и в эфире, подразумевает, что его можно выковать во Дворце воспоминаний, а потом использовать где угодно. — Он позволил себе легкую улыбку. — И каков же будет результат применения подобной вещи во Дворце воспоминаний?
Наставник на мгновение замолчал, а пятнадцать студентов побледнели лишь от одной мысли о полном уничтожении тщательно оберегаемых ими воспоминаний и заклинаний.
— Однако этого ты не знаешь, Мортирмир, не так ли? — поинтересовался магистр. Скорее, вопрос прозвучал как риторический. На сей раз пришел черед наставника пожимать плечами. — А теперь, молодые люди, поспешите. Вас ждет алхимия. Мортирмир, останься.
Студенты спешно покидали аудиторию, многие низко опустили головы, чтобы не встретиться с магистром взглядом. Под конец занятий он порой давал задания — объемные и внезапные, словно удары молнии, тщательно продуманные или спонтанные.
Морган сидел, перебирая прямые четки, до тех пор пока не вышел последний ученик, затем поднялся со всем изяществом, на которое было способно его быстро растущее тело, и подошел к наставнику.
Старик нахмурился.
— У тебя блестящий ум, и работаешь ты намного усерднее большинства этих оболтусов. — Он повел плечами и передал Мортирмиру свернутый свиток. — Мне очень жаль, молодой человек. Я сожалею, что приходится упрекать тебя за ошибки. Сожалею, что вынужден вручить тебе это.
Моргану даже не нужно было разворачивать послание.
— Вызов? От патриарха?
Магистр кивнул и вышел из аудитории. Когда он открыл дверь, Мортирмир услышал голоса Болдески и Зеваса, еще одного студента из Мореи, — они о чем-то разговаривали и смеялись.
Он не знал, шла ли речь о нем, но в тот момент ненавидел их всех.
Свиток у него в руке означал, что ему в очередной раз нужно пройти испытание на силу и, если он не сможет ее показать, его отчислят. Он всю жизнь только и знал, что трудился, чтобы попасть сюда. А теперь ему грозило отчисление.
Порой так трудно быть одаренным ребенком.
Моргану Мортирмиру было шестнадцать, и рос он настолько стремительно, что вся одежда немедленно становилась мала. Высокий рост и худощавое телосложение не добавляли ему ни властности, ни достоинства — его лицо выглядело настолько детским, что он легко мог сойти за двенадцатилетнего. Он был неуклюж и, что хуже всего, весь покрыт постоянно гноившимися юношескими угрями, поэтому сестры из Мореи, с которыми он посещал занятия по практической философии, прозвали его Чума.