Разящий крест
Шрифт:
В ответ Васильев только яростно стиснул зубы и сжал в руке книгу.
Тёплый с лёгким ветерком подвечер располагал к лености и неторопливым раздумьям. В такое время совершенно не хочется залезать в автобус и трястись до дома в душной запечатанной коробке. И естественно, Савва сразу же отбросил все мысли об общественном транспорте, решив пройти несколько остановок пешком.
В бунинском сквере близ университета стригли газоны. Запах свежескошенной травы и особенный уют послеобеденного времени пробуждал воспоминания. Все летние месяцы своего детства Савва проводил в деревне на берегу Дона, и сейчас перед ним проносились картинки именно тех беззаботных дней. Вот ему шесть лет, соседи только что привезли целый стог сухой травы для коровы и разгрузили на улице
Подул ветерок, и картинки рассеялись, растворились в вязком воздухе, оставив чувство лёгкости и необычайной свободы. Свободы от обязательств, условностей и предрассудков, появившихся за то десятилетие, что отделяло Савву от детства. Разве он не может и сейчас поступить так, как хочет, сделать то, к чему призывает не разум, а чувства? Разве не свободен он в своих решениях? И не он ли один в ответе за то, что совершит?
Савва остановился и, достав телефон, позвонил Даниле.
Масловка – район Воронежа, расположенный на самом юге левобережной части города, – вечерами была окутана тишиной, спокойствием и непроглядной густой темнотой. Лишь луна, изредка выглядывавшая из-за облаков, бросала на землю тусклые лучи отражённого света, побуждавшие дворовых собак к ночному пению. Бывшее село было названо в честь воронежского губернатора 18 века – генерал-поручика Алексея Михайловича Маслова, содержавшего там имение. В истории он остался как составитель описания Воронежской губернии, а также как человек, сыгравший не последнюю роль в строительстве Азовской военной флотилии в 1769-1771 годах. Однако Алексей Михайлович не мог и догадываться тогда, что триста лет спустя и даже позже в его селе будут происходить события, имеющие огромное значение не только для Воронежа, но и для всей России.
Около девяти вечера Савва вышел на автобусной остановке посреди Масловки и ещё некоторое время бродил по окрестным улицам, пока не нашёл нужный дом за тёмным дощатым забором. Домик был маленький с невысокой мансардой крытой металлочерепицей. Нащупав у калитки звонок, Савва нажал кнопку. Вскоре где-то за забором громыхнула металлическая дверь, калитка приоткрылась и чья-то тень поинтересовалась, что надо гостю. Васильев назвал себя и упомянул Данилу.
– Заходи, – ответила тень и отворила калитку.
Войдя в освещённую прихожую, Савва смог рассмотреть того, кто его впустил. Им оказался высокий бородатый парень с бритой головой и кольцом в правой ноздре.
– Ну что стоишь? – спросил бородач. – Заходи. Гусляр! – крикнул он куда-то вглубь дома. – Твой пришёл.
«Гусляр? – удивился Савва. – Данила что-ли?» В этот момент в прихожей появился Гусельников:
– Савка! Давай, пошли.
Они вошли в тускло освещённую комнату с невысоким журнальным столиком перед большим угловым диваном, простоявшим тут не один десяток лет: потёртая коричневая в клетку ткань местами растрепалась, и на подлокотнике из-под неё уже выглядывал уголок фанерного скелета. У противоположной стены – комплект старой мебели из нескольких шкафов, под окном – письменный стол. Расположившись на диване и нескольких стульях, разговаривали около десятка человек. На столике в беспорядке стояли большой заварочный чайник и разнокалиберные кружки вокруг раскрытых пачек печенья.
На Савву не сразу обратили внимание. Только когда Данила его представил, разговоры прекратились, а сидевший на подоконнике парень воскликнул:
– Васильев? Ты что ли?
И только когда он вышел на свет, Савва узнал Михаила Гущина – своего одноклассника, которому часто доставалось от Коржакова.
– Ну, здорoво! – протянул тот руку Васильеву. – Обращать нас пришёл? Данил, ты его зачем притащил? На проповеди потянуло?
– Да ладно тебе, Мишка! – махнул Гусельников. – Всё наоборот – я хотел, чтобы мы обсудили вопросы,
– Садись к столу, Савва, – положив ладонь на его плечо, сказал давешний бородач. – Наливай себе чаю, отдыхай. Меня Потапом кличут, если что.
– Это его дом, – шепнул товарищу Данила.
Сидевшие на диване подвинулись, освободив Савве место. Кто-то уже налил чай в пустую кружку и подал гостю.
– Ну и какие же вопросы волнуют нашего начинающего биолога? – басом спросил грузный парень неопределённого возраста, еле помещающийся на одном из стульев. – Можешь не отвечать. Самый главный вопрос – это существование бога. Так ведь? Можешь не отвечать. Знаю, что так. Какой имеем базис для дискуссии? Ты веришь в бога, мы – нет. А поскольку в соответствии с научным методом познания доказательства должны приводиться в обоснование каких-либо утверждений, а не отрицаний, то нам было бы интересно выслушать твои доводы в пользу существования бога. Если, конечно, ты пришёл сюда общаться, а не просто с чашечкой чая посидеть.
– Да, конечно, – ответил Савва, – я пришёл не просто так. Мне интересно мнение и точки зрения не только одного-двух человек, авторов книг и статей. И мне хотелось бы узнать, есть ли какие-то ошибки в моих представлениях или наоборот – в представлениях ваших. Что я могу сказать о боге? Я верю, что он существует, и мне кажется достаточно обоснованным его существование. Вы, наверное, знаете о «концепции часовщика»? Я её понимаю так: часы достаточно сложный механизм, и никому бы не пришло в голову, что они могли собраться сами по себе. Должен быть мастер, их создавший. Но это всего лишь часы. Наш же мир – Земля, Вселенная, – на многие порядки сложнее. Можно ли утверждать, что всё это бесконечное пространство с огромным разнообразием миров и законами физики сформировалось само по себе?! Я в это поверить не могу. Должен быть Мастер. В данном случае — это бог. Он создал всё сущее, а оно дальше развивалось само по созданным им же законам. Я, конечно, понимаю, что все мои рассуждения – на уровне домыслов и логических выводов, но, с другой стороны, вы можете фактически опровергнуть мои утверждения?
– Фактами можно опровергать только факты, – откликнулся толстяк. – А когда фактов в доказательство какого-то явления нет, то и опровергать нечего. Бороться с фантазиями непродуктивно.
– Борис, – прервал его Потап, – зачем так сразу «обрубать»? Я бы вот пару слов по поводу часовщика сказал.
– Валяй, – отмахнулся толстяк.
Потап подвинул стул поближе к Савве, наклонился вперёд и, жестикулируя, начал объяснения:
– Понимаешь, Вильям Пейли, который придумал эту концепцию более двух веков назад, не мог быть знаком с теми научными данными, что мы имеем на сегодняшний день. И даже если мы просто поупражняемся в логике, то придём к следующим выводам. Сказав, что часы предполагают существование часовщика, который также предполагает существование своего создателя, своего «часовщика», Пейли совершил огромную логическую ошибку. Почему? Потому что прогрессия на этом не заканчивается. Что мешает нам предположить, что и этому «часовщику» тоже необходим свой «часовщик»? Он ведь тоже неимоверно сложное существо, а значит, не мог возникнуть сам по себе. И к чему мы приходим? К бесконечной прогрессии, к бесконечному числу создателей создателей. Абсурд! Так?
– Ну, это всего лишь умозаключения, – подытожил Савва. – Так можно всё повернуть туда, куда хочешь.
– А что я тебе говорил! – фыркнул Борис Мотылёв. – Фантазии, фантазии...
– Погоди, – улыбнулся Потап. – Мы только начали беседу.
– Савва, – вступил в разговор Данила. – Ты ж сам – большой приверженец логики. Чего тут-то упираться? Никто на тебя давить не будет. Мы просто дискутируем. Послушай дальше.
– Так вот, – продолжил Потап. – Вторая ошибка Пейли в том, что он приравнял искусственное и естественное, часы и часовщика. То есть представил как данность, что естественного ничего в мире нет: все живые существа – искусственно созданные механизмы. Практически, Декарт, только зашедший ещё дальше и отказавший в естественности даже человеку.