Разящий крест
Шрифт:
– А ты подумай до осени. Потом поговорим и увидим, понял ли ты причину. – Катя встала и, улыбнувшись, взяла Савву за руку: – Всё. Пойдём к морю.
Пока они шли в вечернем сумраке к набережной, у Кати по щекам ручейками текли слёзы. Но Савва их так и не заметил.
Август 2043 года. Россия, Воронеж
Савва с нетерпением ждал приезда Кати. За весь август они связывались по скайпу всего четыре раза, и каждый разговор
Они встретились на вокзале 30 августа. Савва помог вынести из вагона чемодан и сумку. После того, как в суматохе бросили друг другу «Привет!», обниматься на перроне было уже как-то не к месту, и Васильев, закинув сумку на плечо, покатил за собой чемодан к подземному переходу.
Вынырнули из прохлады в жаркий душный августовский вечер на парковке. Пока Савва укладывал вещи, Катя села на заднее сидение. Оказавшись в машине, Васильев этому удивился, но спрашивать не стал. Он просто повернулся к подруге и посмотрел ей в глаза.
– Поехали, Сав, – попросила та.
– Катя, – взял её за руку Васильев, – что случилось? Объясни.
– Не сегодня, – Пантелеева отвернулась к окну. – Я устала, Савва. Давай отложим? Отвези меня домой. Просто отвези.
– Хорошо. – Савва от досады сжал зубы и запустил двигатель.
На следующий день Васильев ждал подругу в сквере у Института искусств на скамейке под пышной катальпой, которая хоть немного спасала от жарящего солнца. Катя пришла в длинной свободной юбке и лёгкой белой блузе. На плече – матерчатая крымская сумка ручной работы с вышивкой.
Савва встал навстречу подошедшей подруге и, ничего не говоря, обнял её. Поцеловать не решился, только прижался щекой к её щеке, наслаждаясь запахом духов и близостью любимого человека. Катя не оттолкнула его, не вырвалась из объятий, только через минуту сказала: «Хватит, Савва. Всё».
Они опустились на скамейку.
– Катя, – начал Васильев, – ты целый месяц не хотела со мной нормально поговорить, и я не мог ничего сделать, потому что скайп легко выключается при желании. Сейчас уже «выключить» ничего не получится, а поэтому давай всё чётко разложим по полочкам. Что не так? Что мне нужно сделать, чтобы наши отношения восстановились? Или уже не получится?
– Ну, если ты хочешь прямого ответа, то меня волнует твоя религиозность. Да, ты не такой как эти фанатики церковные, но в то же время и не свободен окончательно. Всё у тебя какие-то ограничения, какие-то рамки. Зачем тебе это? Зачем тебе бог? Неужто нельзя жить, просто руководствуясь правилами приличия и светской морали? Почему обязательно нужно держать в уме «карающий перст» где-то там на небесах?! Без него никак?
– Ты не так это воспринимаешь, потому и задаёшь такие вопросы, – принялся объяснять Савва. – Бог не просто переменная, которую можно сократить для простоты уравнения. Нет. Я убеждён в его существовании, для меня он реален. Как я могу взять и абстрагироваться от его реальности? Конечно, я оспариваю общепринятую точку зрения с сотворением всего и
– В этом вся и проблема, Савва, – Катя взяла его за руку и сжала для пущей убедительности. – Тебе не кажется, что ты выбрал довольно шаткую позицию? Ты будто круглый камень на вершине горы, на самом кончике – в любой момент можешь покатиться в ту или другую сторону. Сам ты думаешь, что твоё мировоззрение абсолютно иное, отдельное от других и равноправное им. Но это не так. Оно просто переходный этап между верой и атеизмом. Камень на вершине горы. А я не хочу всю жизнь балансировать на горном пике и гадать, куда ты покатишься.
– Что ты предлагаешь?
– Скатись уже куда-нибудь, чтобы можно было понять, как с тобой общаться. Перестань быть промежуточным звеном.
– Думаешь, это легко? – усмехнулся Савва. – Думаешь, так просто отказаться от убеждений, которые выстраданы, вымучены, вдоль и поперёк передуманные? Раз, махнул рукой – и всё, другой стал? Нет, не так всё. Не бывает так.
Васильев молчал и пытался думать, но голова налилась свинцом и мысли упорно не хотели выстраиваться в ряд. Вдруг Катя сказала:
– Я хочу пойти на ваше собрание. Ты проведёшь меня?
Сентябрь 2043 года. Россия, Воронеж
Савва вошёл в комнату с только что вскипевшим чайником в руке. Сегодня у Потапа собралось не так много народа – всего шестеро: они с Катей и Данилой да ещё пара человек, не очень знакомых Савве. Мест, где можно удобно расположиться, было достаточно, однако пока Васильев ходил за кипятком на диван рядом с Катей примостился Данила и, наклонив голову, внимательно слушал, что тихо рассказывала ему Пантелеева.
Заметив друга, Гусельников тут же пересел на стул, взял кружку и отхлебнул уже остывшего чая. Савва поставил чайник и спросил у Кати:
– О чём это вы тут беседовали тихонько?
– Ни о чём компрометирующем, не беспокойся, – улыбнулась ему Катя.
– Друзья, – обратился ко всем собравшимся Данила, – вас никогда не посещала мысль, что верующие не желают расставаться с идеей бога, боясь потерять свою исключительность? Они полагают, что, будучи сотворёнными самолично богом по его образу и подобию, приобретают право быть выше других животных, и гордятся своим происхождением. А если из их картины мира бог выпадет, то и гордиться станет нечем. Они будут словно остальные жалкие зверушки, чего совсем не хочется. Но верующие на самом деле не представляют, что и без бога есть, чем гордиться.
– Ну-ну, Гусляр, потешь наше самосознанье, – хмыкнул один из гостей.
– Ещё Дарвин говорил: «Когда я представляю, что все существа – это прямые потомки немногих существ докебрийской эпохи, они облагораживаются в моих глазах». Сильно сказано, да? А теперь представьте, что каждый из нас – это звено бесконечной цепочки наших предков, которая тянется через векa до самого первого организма, первой клетки. Ни один из предков не был уничтожен вирусом, не раздавлен динозавром, не съеден хищником, не погиб на войне! Миллионы существ вокруг умирали, не оставляя потомства, а наши предки умудрились продолжить род. Это просто непостижимо, если окинуть мысленным взором всю цепочку! Как можно этим не гордиться?! А верующие выдумывают искусственную причину.