Разящий меч
Шрифт:
— Дразила!
Краем глаза он заметил, как Элазар заносит кулак.
— Нет!
Мощный удар опрокинул его. — Возьмите его на борт! — закричал Элазар. — Скорее!
Оглушенный, он лишь слабо отмахивался от друзей, которые втащили его на корабль. Стрелы продолжали выкашивать людей, в толпе началась паника. Люди кричали, визжали, бросались из стороны в сторону. — Назад! Вернитесь!
Он попытался подняться на ноги, но чьи-то сильные руки удержали его. Потом его плечи охватила веревка — верный Элазар привязывал его, чтобы Гамилькар не смог встать и броситься обратно. Мелькнуло чье-то лицо
Продолжали завывать нарги. Несколько кораблей оказались настолько перегружены, что не смогли отойти от берега. Один из них лежал на боку, масло из фонаря на борту вылилось, и теперь корабль горел, освещая происходящее. На берегу, казалось, бьется в агонии какое-то гигантское существо — сбившиеся в кучу люди цеплялись друг за друга, ища спасения.
На улочках рыбацкого поселка уже были видны мерки, окружавшие место посадки кольцом. Для них это была всего лишь охота на скот, который нужно загнать в ямы. Свежее мясо убитых окажется на столе к завтрашнему утру. «Дразила…»
Кипя от бессильной ярости, он оглянулся на Элазара, молча удерживавшего его.
Гребцы налегли на весла, корабль устремился прочь от берега. Крики сотен людей звучали все глуше, теперь они напоминали голоса призраков — едва слышные и жалобные. Раздался грохот, снаряд упал в воду, подняв тучу брызг. Но это был жест отчаяния.
Воздух пронзали сотни горящих стрел. В их неровном свете жуткая картина избиения людей на берегу казалась еще страшнее. Пушки мерков, которые уже разрушили дальний конец поселка, теперь стреляли по отходящим кораблям. Падающие снаряды то и дело поднимали фонтаны воды. Гамилькар увидел, как одна из галер начала медленно крениться на правый борт. Матросы-суздальцы и беглецы оказались в воде.
Из темноты показалась другая галера, покачивавшаяся на волнах.
«Может, Дразила на другом корабле», — подумал он, но холодок, заползший в сердце, подсказывал, что это не более чем мечты. Некоторые корабли остались у берега, и теперь их команды отбивались от наседавшей толпы. Похоже, его судно было единственным, какое смогло забрать людей и снова выйти в море.
— Где Гамилькар? — послышалось с приблизившегося корабля.
— Здесь! — крикнул в ответ Гитра. — Мы держим курс на Суздаль!
Он хотел было запротестовать, но понял, что не сможет вымолвить ни слова от сдавивших грудь рыданий.
Азруэль прильнул к нему, малыш всхлипывал и дрожал. Гамилькар поднял ребенка на руки и крепко прижал к груди. Как бы он хотел стереть из его памяти этот ужасный день.
— Где мама?
— Она приедет позже. — Судорожно сглотнув, он поверх головы Азруэля посмотрел на Элазара, как будто друг мог сделать мечты явью.
— Она умная девочка, к тому же молодая и сильная, — прошептал Элазар. — Уверен, она не осталась в толпе. Наверняка она сейчас прячется где-нибудь неподалеку, а потом, когда все уйдут, снова вернется на берег.
Крики с берега становились все тише. Зная, каким будет следующий приказ, Гамилькар посмотрел на Гитру. — Мы слишком поздно отчалили, — мягко сказал тот. — Теперь
Гамилькар лишь молча кивнул, соглашаясь. Говорить он не мог.
Он думал о том, что если мерки сумеют заключить мир с бантагами, это нарушит хрупкое равновесие и ему придется забыть о слове, данном Кину. Гамилькар взглянул на Юрия, который сидел на палубе и, казалось, думал о чем-то невеселом. Подумать только — с этим мерзавцем ничего не случилось!
Нет никакой надежды, что Дразила сумела уцелеть. Сердце у него больно сжалось.
Когда же это закончится, от Карфагена останется лишь воспоминание, потому что независимо от того, победят мерки или проиграют, его жителям придется участвовать в этой войне до самого конца. Даже если он вернется, чтобы погибнуть вместе с ними, это ничего не изменит. Кин был прав — это будет война между людьми и ордой до победного конца. Но так ли уж необходимо начинать ее сейчас? Ведь можно подождать, пока орды уйдут, и тогда другим придется решать…
— Вези нас домой, — прошептал Гамилькар. Гитра изумленно посмотрел на него, не понимая.
Гамилькар твердо повторил: — Домой. В Суздаль.
Тайянг, кар-карт орды бантагов, откинулся на спинку своего трона и улыбнулся:
— Со времен наших прадедов и их отцов, встречавшихся еще две сотни оборотов назад, не было такого удачного момента, позволяющего договориться о том, чтобы наши пути в широкой степи не пересекались.
Музта, кар-карт тугарской орды, изрядно поредевшей после сражения с янки, сидел молча, смотря на третьего участника сегодняшней встречи.
Джубади взглянул на Тайянга с плохо скрытой ненавистью.
— Мы с тобой встречались меньше двух лет назад, — наконец произнес он. Он говорил медленно, словно каждое слово причиняло ему боль. — И ты нарушил клятву крови, обязывающую к гостеприимству, и попытался убить меня.
— Ты заранее подготовился к этому, — отозвался Тайянг. — Твой элитный умен Вушка Хуш перебил за это десять тысяч моих воинов. Откуда я знаю, может, они и сейчас наготове?
— Каждый из нас пришел со своим уменом, — прервал начинающуюся ссору Музта. — По десять тысяч самых лучших. Теперь все земли на протяжении трех дней пути очищены от мерков, тугар, бантагов и даже от скота. Сегодня никто не будет убивать друг друга.
Музта пристально оглядел присутствующих. И Джубади, и Тайянг уже обращались к нему с обещаниями и угрозами, предлагая поддержать одного из них в борьбе против другого.
Конечно, мысль была соблазнительная, но он представлял, чем закончится такое столкновение. Даже Джубади — или, по крайней мере, его щитоносец Хулагар — понимал это. «А это любопытно», — подумал Музта. У него самого, как у всякого правителя орды, был свой советник — старый Кубата, но даже он не обладал таким влиянием, как носитель щита мерков. Ходили слухи, что их щитоносец не только защищает жизнь своего господина, но при необходимости — например, если кар-карт не способен отстаивать интересы клана, — может даже занять его место.