Реабилитация души
Шрифт:
А мы с вами что делаем? Мы хотим гарантий сначала, что все кончится хорошо, а потом, может быть, начинаем действовать.
Возвращаемся к библейской истории. Иисус сделал небывалое – Он публично предъявил другую позицию: люди – дети Божьи, возлюбленные чада Его. Он сказал, что отношения между человеком и Богом – это отношения любви отца и детей. Когда Он говорил о Себе: «Я – сын Божий», Он утверждал свою позицию. Позицию, которая отменяла страх в отношениях человека и Бога.
Это была чрезвычайная весть, делающая человека более свободным, чем он был до того. Впервые появились отношения божеской
Естественно, что Каиафа со своей командой вооруженных до зубов книгочеев, обладающих властью, не мог не отреагировать: у него забирали кнут, с помощью которого он погонял человеческое стадо. И тогда, будучи грамотным и разбирающимся в политике, Каиафа, чтобы не бросить тень на церковь свою, организует возмущенные голоса трудящихся, которые кричат: «Выбираем не Варраву, а Иисуса. Распни его, распни». И его распинают.
Но было поздно. Каиафа проиграл. И он это прекрасно понял на следующий день (не важно, это правда или нет, в смысле, факт или легенда), когда все увидели, что могила оказалась пустой, кто-то отодвинул камень.
Факт в том, что Иисус тоже был умным человеком и понимал, что другого способа победить, не имея ни денег, ни войска, ни политической силы, нет. Он понял, что единственный способ – спровоцировать. Я понимаю Д. Андреева, который написал, что Иуда был самым любимым учеником и самым доверенным (не зря ему доверили кассу, и из нее никогда ни копеечки не пропадало). Иисус выбрал его для осуществления плана, который никто не мог понять.
Вы представляете, еще не совсем апостолам, еще ученикам в стадии «учи меня, учи» Иисус стал бы объяснять, что, для того чтобы выиграть у Каиафы, чтобы освободить людей от страха перед Богом, принести любовь Бога и их любовь к Богу, Ему надо пойти на крест. И объяснить, что духовность – это любовь. И он выбрал Иуду (по версии Андреева), который пошел и сделал то, что должен был сделать. После чего сошел с ума, не выдержав, понимая, что теперь на веки вечные за ним будет тянуться слава предателя.
Когда Иисус молился до кровавого пота: «Да минет Меня чаша сия», – может быть, он искал: вдруг есть какой-то другой способ? Но другого способа не оказалось. Это и есть Его любовь, это Его искупление грехов – вернуть Богу любовь людей. Это великое событие в истории культуры, в истории человека.
В европейской культуре бесконечное количество философских текстов, художественных произведений на эту тему. И во всем этом мы с вами живем каждый день, не замечая. Мы с вами тоже не знаем, где Иисус, где Каиафа. Что между ними произошло?
Когда Гурджиев пишет: «Наш всеобщий отец», он употребляет слово «отец» в этом смысле. В смысле всеобщий отец – Бог, обнаруживая родственную связь Бога и человека. И когда Иисус сказал: «Не человек для субботы, а суббота для человека» – он утверждал не рабское выполнение ритуалов, а возможность для человека посвятить время себе, храму внутри себя. Никто до него, даже Гермес Трисмегист, всеобщий отец европейской духовной мысли, не говорил про храм внутри. Но как же его там найти, если там одна биография? Вот для это жила, живет и будет жить культура.
Храм Божий в тебе. Это внутренняя революция, если в это поверить. И эта революция не социальная и даже не культурная, это революция в каждом конкретном человеке, стоит ему только это принять, и поверить, и согласиться. Тогда здесь и апостолы, и художники, и композиторы, и философы. А что во внешней жизни один сапожник, другой линзы делает, третий менеджер по продажам – разницы никакой принципиальной нет. Зарабатывает деньги для удовлетворения потребностей. Но когда и если человек принял это послание и стал искать храм внутри себя, он может сказать: «Я – сын Божий / дочь Божья». Не в смысле мании величия, но чтобы увидеть, что там внутри меня есть храм, потому Я – человек.
Каждый из вас может задать самому себе вопрос: а во мне, в пространстве моего сознания, пространстве моей души, моем предъявлении себя как личности во всей полноте (не персоны для социального функционирования, а личности) кто побеждает, Каиафа или Иисус? Я на чьей стороне? Наше Я, как субъект деятельности, на чьей стороне? И что для нас добро и что для нас зло? Мы на стороне страха или на стороне любви? Тогда все эти тексты про борьбу добра и зла за нашу душу окажутся текстами про нас самих. И это проявляется каждый день много раз в самых простых, бытовых мелочах.
У человека в его устройстве есть три регулирующих страха, не ситуационных: «увидел – испугался», а регулирующих удовлетворение наших же потребностей, которые определяют коридор возможного. Страх конечного, что что-то кончится, включая саму жизнь, то есть страх смерти – это страх конечного.
Страх самого себя. То есть страх выразить в своем поведении что-то такое о себе, что будет осуждено, подвергнуто наказанию, страх остракизма, страх исключения из Мы. Ни одно Мы меня не примет – страх одиночества как отрицательного состояния. Границы этих страхов подвижны. Если человек с этим работает, он может раздвинуть эти границы – и коридор возможного станет шире. Необходима смена установок. Или коридор может сузиться, вплоть до паранойяльных состояний.
Страх бесконечного. Я маленькая пылинка на песчинке среди бесконечного мира. Страх сойти с ума.
Библия – не только предмет религиозного культа, но и одна из первых инструкций по правилам социальной жизни (Ветхий Завет). Око за око, зуб за зуб. Про Мы, про модель абсолютного награждения и наказания, про страх одиночества и, главное, страх по отношению к тому, что надо мной. В данном случае Бог. И постоянное поддержание чувства вины, греховности – мы все виноваты изначально. Комплекс вины, комплекс маленького человека, комплекс неудачника – это все орудия социального управления человеческим поведением.
То, что утверждал Иисус, и записано в Евангелиях: вся реальность, все, что над нами, все, что больше нас, включая Бога, относится к нам как возлюбленным детям своим. То есть мир нас, людей, любит. И это дает основания радоваться самому факту существования. То, что я живой, я здесь, я присутствую в этом мире, это уже источник базовой радости, потому что мир меня любит. Да, у меня могут быть неприятности, но это либо игры социальные, либо Мы какое-то и т. д. Я могу что-то поменять, оттуда уйти, туда прийти, но мир как таковой, сам факт моей жизни, сам факт моего присутствия, бытия есть основание для базовой радости. Лучшего антидепрессанта я не знаю.